Пермский писатель Павел Селуков, живущий на Пролетарке (микрорайон в Перми), считается восходящей звездой в мире литературы. Он начал писать рассказы и выкладывать их на Facebook всего два года назад. Но сегодня на его счету уже изданная книга, диплом премии Бабеля, литературная премия журнала «Знамя» и стипендия министерства культуры РФ. Впереди – публикация романа.
Журналист «АиФ-Прикамье» встретился с автором в его родном районе. Писатель рассказал о своём пути к славе, распорядке дня творческого человека и раскрыл секрет, о чём будет роман, над которым он сейчас работает.
Интервью в подъезде
С Павлом Селуковым мы встретились на остановке общественного транспорта в микрорайоне Пролетарский. План был такой – пройтись по знаковым местам, которые упоминаются в рассказах. Но внезапный ливень внёс свои коррективы. Пришлось укрыться под крышей ближайшей пятиэтажки. Поэтому разговор наш начался в подъезде, что, впрочем, вполне вписывалось в стилистику рассказов писателя.
Елена Пьянкова, «АиФ-Прикамье»: Можете вспомнить, когда вы написали своё первое произведение?
Павел Селуков: В школе я пописывал стишки. Не знаю, все подростки, наверное, так делают. Как-то нашёл ту тетрадку, перечитал, ужаснулся и больше не открывал.
Что-то более осмысленное я написал в 2012 году. На Прозе.ру выложил два рассказа. Быстро понял, что сайт этот - очень противоестественная штука. Там писатели пишут для писателей. А это неправильно. Писатель должен для читателей писать всё же.
С 2012 до 2016 года я, в общем-то, ничего и не писал. В 16-м году меня позвали работать в Пермскую гражданскую палату. Я сначала занимался там новостями, потом - колумнистикой. И постепенно дрейфовал в сторону художественной прозы. Мне как-то тесновато было в рамках публицистики.
А в 2017 году пошла «движуха фейсбучная» - стал много писать и выкладывать по рассказу в день.
- В одном из интервью вы говорили, что пишете по 8 часов в день. Всё ещё соблюдаете такое правило?
- На данный момент я вожусь со сценариями. Уезжаю на две недели в Питер, где буду работать в качестве сценариста. Там мы будем делать драфт (вариант, набросок – прим. авт.) второго сценария. Первый был по «Общаге-на-крови» Алексея Иванова. Фильм уже сняли, выйдет в 2020 году, будет называться «Тенерифе». Так что в ближайшие две недели буду работать действительно по 8-10 часов в день.
На секунду разговор прерывается, наше внимание отвлекает проходящий мимо мужчина в расстёгнутой олимпийке, накинутой на голое тело. На олимпийке виднеется надпись «Пермский край». Сразу в ход идут шутки, что это один из персонажей автора.
- Можно ли назвать ваши рассказы автобиографичными? Есть ли у персонажей реальные прототипы?
- Целиком и полностью автобиографичных рассказов у меня нет. Пересказывать реальность просто неинтересно. Поэтому 50 на 50. У каких-то персонажей есть прототипы, где-то я выдумываю с чистого листа. Реальность – она как трамплин. Ты от неё оттолкнулся, подпрыгнул – и уже другие совершенно вещи происходят. Ну или как по болоту идёшь за клюквой и по кочкам прыгаешь, чтоб не провалиться. Реальность – это кочки.
Приведу пример. У меня есть рассказ «Ящик асептолина». Сюжет такой: алкаши украли ящик асептолина зимой из аптеки и бегут с ним на «синюю хату». Зима, скользко, они бегут, к ним примыкают другие алкаши, потом они поскальзываются, разбивают ящик, и большая драма. У меня был опыт, я пил асептолин. И я понимаю, какую он ценность представляет для людей такого круга, какая это прелесть для них. Но ситуация выдуманная – ящика не было, никто за ним не бежал.
- Раз уж вы упомянули асептолин… Как считаете, какие тяжелые события из жизни оказали на вас влияние?
- В 15 лет я влюбился в очень умную девушку, и из-за неё начал читать книги. Чтобы с ней быть. С девушкой не срослось, но книги читать продолжил.
В 2011 году у меня умер двухмесячный сын. Тоже было довольно драматическое событие. И последнее – это 2015 год, когда я лечился от гепатита C. Было очень тяжёлое лечение, ещё советское. Сейчас так не лечат. Я был одним из последних счастливчиков. Через день ставишь себе укол в мягкие ткани. И каждый день выпиваешь семь таблеток. Эти лекарства блокируют серотонин, и ты не можешь испытывать положительные эмоции. И это длилось полгода. Чем дольше, тем хуже. Потом начинаются истерики, волосы выпадают, зубы могут начать выпадать. Ты просто начинаешь разваливаться.
Я когда лечился, Пермская гражданская палата отправила меня в Ныроб проводить журналистское расследование. По секрету расскажу – в Ныробе есть президентский номер. В обычном живут 3-5 незнакомых человек, а в президентском ты живешь один в двух комнатах. Из-за того, что номер большой, отапливался он плохо. В Ныробе было холодно – 40 градусов мороза. Ты трясешься, а тебе еще уколы ставить, таблетки принимать. К тебе приходят депутаты, активисты местные, надо с ними со всеми общаться. По Ныробу кружить, всё фотографировать, ходить по домам и баракам. Я пробыл там три дня, и это требовало от меня неимоверных усилий. Но справился. Я понимал, что у меня мало шансов зацепиться за нерабочую профессию.
- Как у вас получается писать весёлые рассказы после всего, что с вами случилось?
- На самом деле, смотришь на это всё ретроспективно. Когда через это проходишь, то воспринимаешь уже как данность. Кто-то боится лечить зубы, но жизнь заставляет – идешь и удаляешь. И потом ведь не задаешься вопросом – «Я такое пережил. Как я с этим живу?». Просто живешь дальше.
Мне кажется, обязательно надо рефлексировать. Потому что когда ты перемолол это внутри, ты от этого освободился. Мне кажется, рефлексия нужна для выживания. А не только для того, чтобы писать эссе.
У школы
Дождь на улице прекращается, и мы перемещаемся к крыльцу родной школы Павла. Из неё будущего писателя выгнали в 10-м классе за двойки и драку с учителем, после чего он пошёл в училище осваивать профессию автослесаря. Наверное, поэтому рассказ «У школы» получился немного драматичным.
Будни писателя
Покинув территорию бывшей школы, мы идём во двор родного дома Павла. На детской площадке отдыхают несколько мужчин. Такие компании обычно обходишь стороной, Павел приветственно машет им рукой. Он объясняет: «Нормальные парни на самом деле, я их знаю с пятого класса».
Остановившись около скамейки, продолжаем разговор.
- Как считаете, стали бы вы писателем, если бы родились в другом районе?
- Мне кажется, район и социальные факторы скорее определяют стилистику писателя. Условно говоря, Веничка Ерофеев пил, пил весьма поэтично, поэтому появились «Москва-Петушки». У Довлатова потрясающая стилистика. Можно ли назвать его жизнь благополучной в Советском Союзе? Я бы не сказал.
Не знаю, от чего это зависит. Просто в какой-то момент попёрло – стал писать. Мне кажется, если бы я родился в центре Москвы на Малой Ордынке, я бы всё равно писал, но просто по-другому. Были б другие темы, другие герои, другой язык, другая стилистика и т.д.
Марсель Пруст вообще лёжа всё писал, из дома почти не выходил. Но писал-то отлично. Думаю, богатый жизненный опыт, какие-то трагические события не дают гарантий, что человек что-то напишет.
- Расскажите, как вы нашли своих читателей?
- Тут важен момент «сертификации». Я писал рассказы на Фейсбук с 2017 года, и они были не так плохи. Но их не особо лайкали, не особо читали. А 1 мая 2018 года Леонид Юзефович меня перепостил. Пермский историк Андрей Зиновьев (тоже работает в Пермской гражданской палате) отправил ему мою повесть без моего ведома. Повесть Юзефовичу не понравилась, но, видимо, он где-то зацепился.
Потом он меня перепостил и как бы сертифицировал. Что вот, мол, это писатель и можно его читать. После этого у меня стала прирастать аудитория.
Думаю, есть ещё элемент везения – сложилось, сошлось. Я допускаю, что у нас полно талантливых писателей в России и Перми, о которых мы не знаем.
- Какие ещё есть факторы, кроме везения?
- Мне кажется, всё равно всё сводится к тексту. Главное – много работать. Я вообще не заморачивался. Просто писал по рассказу в день и выкладывал на Фейсбук. Это как наркота. Ты привыкаешь к творческим состояниям, к вдохновению. Ты это делаешь, потому что тебя прёт, а не потому что хочешь книгу. Когда у меня вышла книга, было уже плевать, потому что какие-то другие задачи передо мной стояли. Мне кажется, творить не получается, когда это только вопрос тщеславия. А когда на первом месте кайф от самого процесса, то тогда и начинает всё работать.
- Как проходил ваш день, когда вы писали по рассказу в день для Фейсбука?
- Я просыпался, завтракал, иногда на пробежку ходил, потом ложился на диван и писал в заметках в телефоне рассказ. Не в ноутбук, потому что там надо сидеть, а я люблю писать рассказы лёжа. С ноутбуком лежать сложно – я пробовал. Я почти всё пишу в телефон.
Роман тоже начинал записывать в телефон, но из-за того, что в заметках количество знаков ограничено, пришлось пересесть за ноутбук. Страдаю из-за этого.
- Занимались ли вы ещё какой-то работой в тот период?
- Я продолжал работать на Пермскую гражданскую палату, писал тексты для их сайта. Плюс где-то в течение полугода получал стипендию из частных источников, благодаря чему мог заниматься только творчеством.
- Какие задачи перед вами стоят сейчас?
- На данный момент – закончить сценарий и дописать роман. У меня половина готова, надо написать вторую половину. Рассказы я до сих пор пописываю, но мимоходом. До этого у меня был творческий запой, а сейчас я перешёл в более лайтовый режим.
Русское «роад-муви»
- Намекните, о чём вообще будет роман?
- Это такое русское «роад-муви» (road movie — «дорожное кино», прим. авт.). Там будет много секса, много насилия. Маршрут путешествия такой: из Перми в Москву, из Москвы в Питер, из Питера – в сторону российского юга.
- Почему вы выбрали именно такой формат для романа?
- Когда я начинаю писать, я даже не знаю, чем всё закончится. Текст как-то выводит, в данном случае он вывел меня на «роад-муви». И это интересно, потому что со времен «Из Петербурга в Москву» Радищева никаких «роад-муви» в русской литературе не случалось. И в этом проблема, потому что не на что опереться.
Ещё передо мной стоит важная задача – создать хороший женский образ. У нас в литературе обычно либо женщина ждет принца, либо в институте благородных девиц училась и все её хотят. То есть про мужчину пишут просто как про человека, а про женщину всегда как про женщину. Из этих гендерных тисков не получается вырваться. Женщины в книгах в итоге получаются все плоские, неинтересные.
- Не пробовали повторить маршрут ваших героев в реальной жизни?
- Была мысль, но это заморочено. И сейчас упрощают задачу онлайн-карты в интернете. Благодаря «панорамам» я могу по любому городу «погулять».
- А у вас есть водительские права?
- Я учился на автослесаря, у меня отец – заядлый автомобилист. Поэтому умею, конечно, машину водить. Но водительских прав нет, они мне просто не нужны, как и автомобиль. Чем меньше у меня есть, тем комфортнее я себя чувствую.
- Расскажите, кто ваши любимые авторы, какие книги вы читаете?
- В этом смысле я ретроград. Когда-то давно подсел на Достоевского. Раньше мог сказать, что это мой любимый писатель, какая б ужасная банальность это ни была. А сейчас любимых нет, могу читать разное.
Например, один из героев будущего романа обожает историю Рима, прочитал про это много книг. В ходе путешествия он рассказывает про это всякие интересные истории. Так что сейчас я читаю толстенную книгу про Рим. А другой персонаж – помощник патологоанатома, он разбирается в анатомии человека, в тонких нюансах человеческой биологической природы.
Они едут условно из Питера в Гагры, и мне надо шариться по сайтам автомобилистов, чтобы понять, как объехать Москву, где останавливаться поесть, какие города они проезжают, какие у городов истории. То есть у меня сейчас чтение в большей степени подчинено задачам.