Наталья Солженицына:

ЧИСЛА, кратные девяти, всегда были значимы в судьбе Александра Солженицына. Родился в восемнадцатом году. В девять лет твёрдо решил, что станет писателем.  (Отрывной блокнот с первым опытом сочинительства - повестью о сыщиках и разбойниках «Синяя стрела» - одна из бесценных реликвий солженицынского архива.) 

   

   

В 36-м возник замысел романа о русской революции - будущей исторической эпопеи «Красное колесо», прошедшей практически через всю его жизнь… Не миновала магия «девятки» и «Один день Ивана Денисовича»,  принёсший Солженицыну мировую известность. Работу над этой повестью он начал спустя девять лет  после того как, собственным долгим днём заключённого таская носилки с напарником, задумал «одним таким днём описать всю нашу лагерную жизнь». На мировой  премьере оперы «Один день Ивана Денисовича», состоявшейся в Перми и ставшей главным событием международного фестиваля «Дягилевские сезоны» (сегодня в театре  - второй показ), присутствовала вдова писателя Наталья СОЛЖЕНИЦЫНА.

 

Нужна ли алгебра гармонии?

- НАТАЛЬЯ Дмитриевна, математика определила университетскую юность Александра Исаевича, решила его военную судьбу. Не исключено, что, благодаря возможности  работать какое-то время в «шарашке», даже спасла ему жизнь. А как писателю - помогала?

 

- Конечно. Поднять такие грандиозные вещи, как «Архипелаг ГУЛАГ», «Красное колесо», «Двести лет вместе», человеку без математического склада ума и  математических навыков просто не под силу, я думаю. Эти эпопеи вобрали в себя огромное количество раздробленных мелких фактов. И в них надо, во-первых, не  утонуть, но ничего при этом не потерять. А во-вторых, суметь их верно классифицировать. В «Красном колесе» все исторические факты автор проверял перекрёстно  по двум независимым источникам. Не случайно никто из непосредственных участников событий, которых мы успели застать в эмиграции, не поправил ни одного факта  ни из военной, ни из политической  истории, ни из внешности и повадок исторических лиц.

- В этом, безусловно, и ваша заслуга. У кого ещё из русских писателей, говоря словами самого Солженицына, «была рядом такая сотруженица»? Редактор, критик,  советник - всё в одном лице.

   

   

- По образованию я тоже математик (одна из учениц академика Андрея Колмогорова - авт.), специализировалась в теории вероятностей. Но всегда хотела заниматься  литературой и историей.  И жизнь наградила меня возможностью делать то, что я хотела, и вкладывать всё, что я знала и могла, в работу Александра Исаевича.  У  нас была трудная, но счаст-ливая, очень счастливая жизнь.

- И в ней не случалось ни ревности, ни ссор?

- Я вообще не ревнива. А он, несмотря на то что причин  для этого не было, сам по себе довольно ревнив. Ну и всегда  бесконечно ревновал меня ко времени,  потраченному не на работу. Спорили (не ссорились, а именно спорили) мы часто и бурно. По поводу написанного им, моих замечаний, тактики поведения, особенно  на Западе, в другом мире…  Но вопреки стереотипам, кочующим из статьи в статью, Солженицын никогда не навязывал  своё мнение. И к критике был очень  прислушлив.

 

Как не стать  Тигром Тигровичем

- НАСКОЛЬКО рано ваши сыновья поняли, что их отец - не просто папа, а известный писатель?

 

- Поздно. Живи мы в большом городе - это понимание появилось  бы  раньше, что было бы, на мой взгляд, хуже. А так они воспринимали его постоянную работу как  норму  жизни, он пользовался у детей огромным авторитетом, они ощущали перед ним благоговение…  Но ведь других отцов, пока не начали ходить в школу, наши  дети не видели!  Им не с кем было его сравнивать. Кругом - лишь ёлки да волки. Однажды осенью, кстати, мимо Александра Исаевича, работавшего под берёзами у  пруда, действительно прошли, не останавливаясь, два рыжих матёрых волка…

 Ребята знали, что их отец - писатель, но не больше. О том, что он мировая известность, мы им не рассказывали. Полагая, что придёт время - узнают. И оно таки  пришло, правда, достаточно поздно. Приоритеты в холмистом и небогатом штате Вермонт совсем другие. И Солженицына там ценили не за то, что он писатель, а за  достойный образ жизни: «Приезжий, но по тому, как себя ведёт, - истинный вермонтец!»

- Не жалеете, что никто из детей не связал свою жизнь со словом?

- Напротив, это большое счастье! Когда они росли, мы молились, чтобы этого не случилось. Сравнения тут неизбежны. Хорошо будет писать - всё равно скажут:   «Где ему до отца!» Ну а плохо - понятно: «Природа отдыхает». У Толстого писателем стал единственный из многочисленных сыновей, Лев Львович. Несчастный  человек. В  широких, не только литературных, кругах его называли Тигром Тигровичем. Хотя не будь его отец таким гигантом - считался бы скромным, но вполне  заметным писателем своей эпохи. Так что писать вослед  такому отцу -  не приведи Господь.

- Пианист и дирижёр Игнат Солженицын, талант которого разглядел когда-то великий Ростропович, сегодня известен во всём мире. А чем занимаются Ермолай и Степан?

- Они окончили Гарвард. Потом Ермолай - аспирантуру Принстонского университета, а Степан - Массачусетского технологического института. Готовились к разным делам. Но сейчас оба - консультанты очень крупной  консалтинговой фирмы. Работа, требующая больших и разнообразных знаний. И разумеется,  все трое наших  сыновей много читали и читают. Особенно Игнат: без книжки в кармане никуда не выходит.

 

У Крючкова - «на крючке»

- НАТАЛЬЯ Дмитриевна, вы верите в знаки судьбы, чувствуете их?

 

- Скорее, отношусь к ним осторожно. Во всяком случае, не стараюсь эти знаки поймать. Такого высокого чутья, как у Александра Исаевича, у меня нет. Он чувствовал и признавал магию цифр: годы, кратные девяти, были по-особому значимы в его жизни. Ему передавалось настроение близких людей, даже на огромном  расстоянии. И к знакам,  сигналам судьбы он был прислушлив.

- С первого дня изгнания из СССР вы были уверены, что вернётесь на Родину…

- Это  Александр Исаевич был уверен. И заражал  своей уверенностью, причём  не только нас. Ведь в это не верил никто. Начнём с того, что нас могли за  границей убить.  Крючков, «подопечными» которого мы являлись, готовил, как  публично заявлял позже один из полковников КГБ, убийство Сол-женицына, не  состоявшееся (очень смешная формулировка!) «из-за внезапного исчезновения объекта». Дело в том, что как раз тогда мы тайно переехали из Швейцарии в Америку, и полтора месяца нас не могли обнаружить, «потеряли».  Понятно, мы не могли бы вернуться в Россию, если бы не случилась перестройка, перевернувшая всю жизнь в стране. Если бы с Солженицына не сняли 64-ю статью,  обвинявшую его в «измене Родине»… Или если бы всё это произошло намного позднее, когда б мы умерли в эмиграции своей смертью. Александр Исаевич никогда не  рассчитывал, что проживёт такую длинную жизнь.

- Очевидно, держала, не позволяя уйти, высокая цель.

- Думаю всё же, что долготой нашей жизни управляет Господь. Хотя  Александр Исаевич действительно был необыкновенно целеустремлённым человеком. И много лет  испытывал страх, что не успеет написать правдивую историю  русской революции. Только в конце 80-х он  успокоился: пожалуй, можно умирать - сделал то, что должен был сделать. Но - работал до последнего дня. До обеда писал, потом - читал то, что нужно для работы или что просто хотелось прочесть. На его столе  остались книга Алексея Варламова о Михаиле Булгакове из серии ЖЗЛ и историческая монография профессора Ивана Беляева «Судьбы земщины и выборное начало на  Руси». Любовь к России пронизывала всю жизнь Солженицына. И умирал он в огромной тревоге за страну, за её будущее.

 

 

 

Смотрите также:

• Елена Кулагина: "Освободилась от балетного рабства..." →
• Нина Горланова: «Литературе нужны живые люди» →
• Их чуть не поссорил Сталин →