Старинное чугунное надгробие случайно нашли в Перми рабочие во время прокладки коммуникаций к дому на шоссе Космонавтов в конце июня. Надпись на плите была частично повреждена, но удалось прочитать, что в 1791 г. под ней был похоронен слуга князя Бориса Шаховского. Специалисты говорят, что на этой территории прежде располагалось кладбище Верхнемуллинского поселения.
Люди живут в Перми давно, так что исторических находок, порой сделанных случайно, бывает немало. О том, какие тайны скрывает пермская земля, рассказывает специалист Камской археологической экспедиции, директор музея Пермского государственного национального исследовательского университета Мария Мингалёва.
Нет угрозы – лучше не трогать
Марина Медведева, «АиФ-Прикамье»: Чугунную плиту, которую нашли рабочие, можно назвать уникальной находкой? Начнутся ли раскопки на территории, где обнаружили надгробие?
Мария Мингалёва: В моей практике такая находка сделана впервые. Но в самой чугунной плите нет ничего уникального. Это часть погребальной культуры. Мы составили документы о находке в Государственную инспекцию по охране объектов культурного наследия Пермского края, чтобы объект поставили на учёт. Раскопки обычно проводим только тогда, когда памятнику археологии грозит частичная или полная утрата (то есть на этой территории планируется строительство, перекладка коммуникаций и т. д.). У нас есть принцип – если нет угрозы уничтожения археологического памятника, то его не стоит трогать.
– Почему?
– Археологи при раскопках фактически безвозвратно уничтожают памятник, который является историческим источником. Именно поэтому все работы мы проводим очень тщательно. Сначала работаем в архивах, выясняем, что это за памятник, когда и кем был открыт, изучаем все гипотезы, которые с ним связаны, и т. д. Раскопки проводим поэтапно, аккуратно снимая слои толщиной 10-20 см. При этом всё фиксируем графически, а также делаем фото. Находки обрабатываем, чистим, шифруем, фотографируем, зарисовываем и вносим в полевую опись. В итоге создаём научный отчёт, который станет историческим источником взамен утраченного.
– Порой исторический памятник или его часть можно потерять из-за деятельности «чёрных копателей». Реально ли с ними бороться?
– Следы деятельности этих людей видны везде, особенно страдают северные могильники, так как там сосредоточены культовые бронзовые вещи, пермский звериный стиль. Всё, что можно легко продать. Проблема огромная, ведь археология – это наука, для которой вещь всегда важна в контексте и в комплексе. А «чёрные копатели» просто вырывают яму и достают артефакт. Это равноценно вырванному из книги куску. В России есть редкие прецеденты уголовного преследования таких людей, но мы понимаем, что их нужно «поймать за руку». А это сложно. Некоторые археологи ратуют за лицензирование приборов, с помощью которых можно найти металлические предметы. Я считаю, что поможет и просвещение. Мы с коллегами проводим научно-популярные лекции, чтобы больше рассказать о том, что такое археология, почему находки так важны для понимания истории края.
Магия чисел
– Обычно большой ажиотаж вызывают найденные клады. Несколько лет назад в центре Перми нашли так называемый клад Лары. Говорят, что с ним связана чуть ли не детективная история.
– Прежде всего скажу, что благодаря работе в Камской экспедиции у меня появилось более трепетное отношение к истории края. Многие её сюжеты претендуют на экранизацию. Клад Лары – это, можно сказать, историко-археологический детектив. Речь идёт о большой коллекции фарфоровой посуды, найденной во дворе дома № 16 по ул. Ленина (бывшая Покровская). Такое название находка получила благодаря популярному пермскому мифу. Считается, что именно в этом доме жила Лара из романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго». В 2009 г. дом снесли, а в 2019 г. начались раскопки. Любопытно, что сначала на этой территории нашли чашку с надписью «В день ангела». Я дала ей название «чашка Лары». А затем, на слой ниже, нашли сам клад. Общественная презентация находки помогла нам выяснить судьбу хозяйки клада Анны Исуповой и её семьи. Обнаружилась некая магия чисел. Семья Анны Петровны вынуждена была покинуть Россию и уехать в Китай. В Харбин они приехали 23 июня 1919 г., а клад нашли через 100 лет – 21 июня 2019 г. И такое бывает.
– Те, кто участвовал в городских раскопках, говорят, что порой откапывали старинные туалеты. То есть у археологии и запах есть?
– Порой да. В городе во время раскопок нередко находим туалеты и помойки и это нормально. Иногда по запаху можно даже определить к какому периоду относится культурный слой. Так, на заводе им. Шпагина, слой XVIII в. пах сыростью и навозом, а начала XX в. – мазутом и креазотом. Найденные вещи могут многое сказать о жизни пермяков. Например, кожаной обуви на территории завода мы нашли больше, чем лаптей. Она стоила дороже, её покупали, а лапти плели сами. Это говорит о том, что уровень доходов у хозяев обуви был выше. Кстати, в другой части города могло быть совершенно иначе.
– Сейчас вы также руководите музеем истории пермского университета. Насколько уникальна его коллекция и можно ли туда попасть на экскурсию?
– Прийти можно, для этого нужно подать предварительную заявку (позвонить или написать). В музее есть новая экспозиция, рассказывающая об истории университета. На ней можно увидеть макет ночлежного дома Николая Мешкова, предметы, принадлежащие профессорам университета, фото разных лет, и даже шпаргалки студентов. А кроме этого, коллекции предметов античности и Древнего Египта: античную расписную керамику, египетские фаянсовые бусы, фигурки ушебти (погребальные статуэтки, – Ред.). Всё это приобретали преподаватели университета для демонстрации студентам. Раньше не было презентаций и интернета, поэтому учили на реальных артефактах.
Половина – девушки
– Считается, что археология – это мужская профессия. Возникали у вас какие-то сложности, ведь раскопки связаны с физическим трудом и порой походными условиями?
– Особых трудностей не было. В Камской археологической экспедиции половина коллектива – это девушки. Правда, например, начальником КАЭ за всю её историю (с 1947 г. по настоящее время) женщина ни разу не была. А что касается физического труда, то есть мнение, что женщины работают лучше. Это даже в археологическом фольклоре обыгрывается. Отбросив шутки, конечно, это профессия, которая так или иначе связана с физическим трудом и полевыми условиями. При этом на раскопе есть много специальностей, которые не подразумевают владение лопатой. Это и чертёжник, и художник, и тахеометрист, и камеральщик, который работает с материалом. Полевые условия становятся легче. Сегодня они сильно отличаются, например, от того, что было 20 лет назад: это и удобные комфортные палатки, и генераторы, и полевые кухни с газовыми горелками, и даже полевой душ.
– Не хотелось ли бросить или сменить работу? В какие моменты такое бывает?
– Археолог – это всё-таки профессия по любви. Но кризисы у меня случаются. Они связаны не с физическими или бытовыми вещами, а с психологическим выгоранием, когда кажется, что твоя работа бессмысленна. Такой кризис, с которым я ещё не до конца справилась, произошёл на последних моих раскопках на заводе Шпагина. Там был найден большой, хорошей сохранности фрагмент тракта XVIII в., который мог бы стать прекрасным историко-культурным и музейным объектом нашего города. Но, к сожалению, в Пермском крае, видимо, недостаточно ресурсов для сохранения таких объектов. А главное – нет понимания того, что они при правильном использовании могут стать значимыми в историко-культурном плане и иметь потенциал. В том числе и финансовый. Это очень угнетает.