Когда жизнь тебя топит в молоке – взбей из него сметану, советуют мудрые французы. Если у тебя есть лимон – выжми из него лимонад, говорил американец Карнеги.
Елену Гилязову жизнь серьёзно испытывала на прочность. Осталась без мужа в развал Союза. Тогда кандидату философских наук пришлось торговать рыбой и разносить почту, чтобы прокормить детей.
В двухтысячные она уже возглавляла министерства торговли и сельского хозяйства Прикамья. Сегодня Елена Гилязова – вице-президент Пермской торгово-промышленной палаты. Она рассказала, как будет выходить бизнес из кризиса, чем пермякам поможет государство и как справляться с паникой, если кажется, что лучше уже не будет.
Участь красных человечков
Марина Шнайдер, «АиФ-Прикамье»: Вы приехали в Пермь из Свердловска в 1977 году. Чем отличались эти города – вечные соперники в эпоху застоя?
Елена Гилязова: Они были примерно одинаковыми по уровню развития. Но у Перми было большое преимущество – огромная река. Сейчас Пермь отстаёт от Екатеринбурга. Это очень обидно. Хотя считаю, что попытки сравнять счёт были. Когда шла работа со статусом культурной столицы, делали очень правильные шаги с точки зрения изменения позиционирования региона, привлечения дополнительных смыслов.
– Губернатора Чиркунова сильно критиковали за «нерациональную» поддержку культурных проектов. Вы с этим согласны?
– Мы все по натуре своей консерваторы, поэтому любая новизна постепенно завоёвывает признание. Поддержка возникает только тогда, когда начинаешь искать единомышленников и расширять круг тех, кто поддержит твою идею. Это очень правильный подход. А когда пытаются просто сверху «сделать мне красиво», то, как правило, не получается. Условно говоря, если бы в пору культурной революции правительство края заботилось о том, чтобы создать определённый формат поддержки этого проекта, то, наверное, следующему правительству было бы труднее её свернуть. Но поддержки не было. Поэтому красных человечков увезли на склад, «Белые ночи» отменили. Даже отъезд из Перми Теодора Курентзиса был субъективно ускорен.
– Сегодня у бизнеса участь, пожалуй, не более радостная, чем у тех красных человечков. Насколько больно по предпринимателям ударил режим самоизоляции?
– Очень больно. Думаю, по окончании всей этой ситуации мы будем иметь большое падение по малому и среднему бизнесу. Это не тот бизнес, который может себе позволить «на сто́пе» прожить долгое время. У предпринимателей нет вилл в Ницце. А месячный доход, который идёт и на оплату труда работникам, и налоговые отчисления, зачастую равен зарплате хорошего топ-менеджера.
– Есть свет в конце тоннеля?
– Выходить из кризиса будем очень долго, так как произошёл обвал всего – от платежеспособности населения до курса рубля. Разрушена вся цепочка продвижения товаров и услуг на рынке сбыта. А поддержка, о которой говорят по телевизору, не системная, а избирательная. На мой взгляд, странным образом определены пострадавшие отрасли. Например, розничная торговля непродовольственными товарами закрыта и признана пострадавшей, а оптовая торговля не признана. А кому опт будет поставлять свой товар, если частники закрыты? И кому будет поставлять товар производитель, если рынок сбыта стоит? Считаю, система поддержки бизнеса по видам экономической деятельности выбрана несправедливо. Главный показатель – падение или отсутствие выручки.
С введением онлайн-касс пострадавших очень легко определить. Все цепочки движения товара видны в налоговой. Достаточно проанализировать падение выручки по предприятию и на основании объективных данных оказать поддержку. Это будет справедливо по отношению к тем предпринимателям, которые работают, не скрывая доходов.
Подумаю об этом завтра
– Какой экономический кризис стал самым тяжёлым для вас?
– Если с точки зрения личных ситуаций, то кризис 90-х. Мы с мужем приехали в Пермь по распределению преподавать философию в ПГУ. Здесь у нас не было никого, и надо было как-то выживать. А это большая ответственность. В декабре 90-го уходит из жизни муж. Я остаюсь с двумя сыновьями, которым восемь и девять лет. Хваталась за любую работу: разносила почту, вела телефонные опросы, организовывала курсы, торговала рыбой. С паникой справлялась по технологии Скарлетт: «Я подумаю об этом завтра». В 90-е мы верили в завтра. Тот кризис был надеждой на иную, принципиально лучшую жизнь. Если сравнить с сегодняшним кризисом, то тут всё наоборот. Нет никаких ожиданий. За исключением того, что может быть ещё хуже.
– Банкротство для предпринимателей – это выход из ситуации?
– В некоторых случаях вовремя закрыть дело будет правильным решением. Это может означать, что ты переформатировался и начал с нуля. Сегодня у многих вопрос – а стоит ли продолжать? Бизнес всё время сталкивается с невозможностью планирования на длительный срок. Я не беру в расчёт коронавирус, он только обострил проблему. Я о непредсказуемости наших правил, регулирующих бизнес. Даже если ты абсолютно законопослушный налогоплательщик, исполнитель всех законов и предписаний, это не даёт тебе никаких заделов на более лояльное отношение к себе.
– В чём причина?
– В недобросовестной конкуренции. Между теми, кто исполняет все буквы закона, и теми, кто сознательно платит зарплату в конвертах, ведёт деятельность, не покупая лицензий, может иметь принципиально иные затраты на ведение бизнеса, а следовательно и принципиально другую маржу. И когда государство принимает какие-то законы, то делает это не в интересах законопослушных. Эти законы для того, чтобы взять под контроль нарушителей. Страдают, как правило, те, кто исполняет законодательство.
Пермский гештальт
– Вы родились в Одессе. Как часто в вас просыпается одессит?
– Он и не засыпал. У этого места есть магическая особенность, связанная с чувством юмора. Думаю, если бы я не научилась смеяться в самой досадной ситуации, не выжила бы. Как только начинаешь смеяться, становится не так страшно.
– Какая она – идеальная Пермь? Чего не хватает городу, чтобы достойно отметить 300-летие? Какой гештальт важнее закрыть?
– Мне не нравится метание от одного объекта к другому, потому что я не чувствую общей стратегии. Из неё должно быть понятно, что нужно в первую очередь построить. Это же не та история: вот я бы хотела, чтобы у нас был аквапарк. Или не хотела, потому не люблю водные развлечения. Когда-то пробовали сформулировать стратегию в контексте «Пермь – культурная столица России». И я была её сторонником. Но это не значит, что не могло быть другой стратегии. Я просто никак не могу её нащупать. То есть понимаю, что есть цель привлечь максимальное количество ресурсов в связи с 300-летием города. Под это дело можно построить пару-тройку тех или других объектов. Но почему тех или других? На этот вопрос и надо ответить. Если хотим, чтобы город развивался, в нём должны совпадать несколько вещей. Среди них есть и городская среда. Но сама по себе среда проблемы не решает. Точно так же, как не решает проблемы только создание высококвалифицированных рабочих мест. Невозможно сконцентрировать высококвалифицированный состав населения, если при этом мы будем ходить по колено в грязи, если детей негде будет учить и лечить. Всё это связано между собой. Но всегда должна быть стержневая история. Я её не вижу.
– Наверное, в нашем случае это развитие IT-технологий и цифровизация?
– Ещё немного – и владение IT-технологиями будет такой же необходимостью, как владение языком. Почему у нас печальные результаты дистанционного обучения на самоизоляции? Потому что многие учителя пытаются свой оффлайновый метод ведения уроков в классе перенести в онлайн. Айтишная компетенция – это не отдельное знание. Сегодня это составляющая любого знания. Цифровизация также сродни конвейеру на производстве. Всего лишь инструмент для достижения большей эффективности труда. Возлагать надежды на конвейер в отрыве от производства – бессмысленно. Именно этого понимания нам сегодня не хватает.