Всё меньше остается живых свидетелей Великой Отечественной. О первом дне войны сегодня вспоминают те, кому в тот год не было ещё и 18 лет. Война пришла внезапно. Ворвавшись в жизнь, она у многих украла юность и детство. Но это не озлобило их. Даже в те страшные годы они умудрялись жить и любить…
Воспоминания детей войны – в материале «АиФ-Прикамье»
Раненого хозяина узнала лошадь
В апреле этого года пермячка Людмила Николаевна Глазырина отпраздновала свой 92 день рождения. Это по паспорту она Людмила, а в жизни все знают её, как бабу Юлю. Второе имя девочке дал папа.
Утром отец разбудил старшую дочку: «Мама заболела, тебе придётся идти доить корову».
Ох, как не хотелось ей рано вставать. Но делать нечего – корову подоила, шаньги напекла.
Страшную новость семья осознала не сразу. В семье ждали прибавления. Через три дня у Юли родилась сестричка. Изначально девочку хотели назвать Валей, но так как началась война отец нарёк новорожденную Верой.
«Вера – потому что верю в Победу моего народа», - объяснил он домашним.
Отец работал директором МТС и у него была бронь – на фронт его не призывали. Но в феврале 1942 года бронь сняли. Отец ушёл на войну.
Сразу после этого на войну стала проситься и Юля. Девушка прошла две комиссии, но в итоге получила отворот: «Ты за старшую в семье, отец на фронте. Надо остаться и быть опорой для родных».
Юля работала в тракторной бригаде. Летом – в поле, зимой – с документами.
Когда раненый отец вернулся с войны в 1944 году, мать поехала его встречать на станцию на лошади по кличке Зорька. По дороге шёл худущий грязный мужчина на костылях. Женщина на него и внимания не обратила. А Зорька вдруг радостно заржала и потянулась к нему. Жена не признала в раненом бойце своего мужа, а животное сразу узнала хозяина.
Заменила маму детям в садике
Мария Ивановна Ушакова родилась 28 марта 1924 года в Верещагино. Уже в 16 пошла работать. Окончив специальные подготовительные курсы, она перебралась в Пермь, где устроилась работать в детский сад на Камгэсе. Отработав год, собралась в отпуск. Начаться он должен был 23 июня 1941 года.
«Мы с подругами пошли в лес за цветами. Погода была хорошая, настроение прекрасное. Возвращаемся, а нам навстречу люди бегут, встревоженные, плачут… Война! Так что в отпуск свой первый я пошла через пять лет», - вспоминает Мария Ивановна.
Всю войну она проработала в детском саду. Дети находились в саду круглосуточно, так как родители трудились на заводах. Вместе с детьми писали письма на фронт, рисовали рисунки. Многие дети были из эвакуированных. Воспитатели сами выращивали картошку, овощи, рубили дрова, топили печь, таскали воду. Было тяжело, но на трудности не обращали внимания. Все жили с мыслями о скорой Победе.
Однажды в детском саду случился пожар. Сторож, татарин, ночью прибежал к Марии Ивановне с криками: «Канцеляр горит!» Она надела валенки, накинула пальто и побежала к детскому саду. Мария Ивановна скомандовала принести побольше воды, открыла двери и начала заливать тлеющую стену. Стена загорелась от сильно натопленной печки. Люди подносили ведра с водой, Мария Ивановна и сторож выплескивали воду на огонь.
Потом этот случай долго вспоминали и говорили: «Вы не только можете детей манной кашей кормить, но и пожары тушить».
Мария Ивановна награждена медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны». Сейчас ей 93 года.
«Вижу войну во сне»
«Я всё чаще стала видеть во сне эпизоды военных лет жизни, - написала в редакцию «АиФ-Прикамье» Зинаида Черникова из Перми. – У бабушки на войне погибли четыре сына, зять, умерли две дочери. Из 11 оставшихся внуков двое потом тоже померли от голода и болезней. Никаких пайков в деревнях не давали, поэтому голодали страшно. Сажать и сеять было нечего. Топить тоже было нечем. Разбирали на дрова бани, хлева. Даже часть половиц в доме сожгли.
Бабушка, усохшая от горя, забот и голода, брала меня с собой просить милостыню. Мне тогда шесть лет было. Когда я ложусь спать и закрываю глаза, передо мной встают те события. Ночью ко мне приходят стихи:
Я лучше вижу мир с закрытыми глазами,
Я вижу прошлое как будто наяву.
Я вижу то, прикрытое годами,
Что днём никак увидеть не смогу.
Я вижу бабушку, бредущую по снегу,
В лаптях, в тряпье, с котомкой на плечах.
Себя, плетущуюся следом,
И еле ноги волоча.
Зашли в деревню. Я стучусь в окошко:
«Подайте Христа ради», - я прошу.
Но я устала, так устала,
Что просьбу про себя произношу.
Я плакать не умела и не плачу.
И есть уже я тоже не хочу.
Наверное, я тогда уж жить устала.
Но с этой памятью я всё ещё живу».