Елена Кулагина: "Освободилась от балетного рабства..."

Статья по теме

Легко ли жить с гением? Вдова Шостаковича – о музыке и знаках судьбы

"Неподражаемая лёгкость", "почти каллиграфический почерк ритмического рисунка", "яркое дарование драматической актрисы" - это оценки специалистов. Публика, не вдаваясь в экспертные тонкости, всегда по-особому любила эту балерину - за искренность.

Легенда пермского балета - народная артистка России Елена Кулагина - сегодня гость нашей редакции.

- Елена Фёдоровна, во время прощального творческого вечера зрители аплодировали вам стоя, со слезами на глазах. А в антракте многократно звучал один и тот же вопрос: "Почему прима уходит? Она в прекрасной форме. Как можно было отпускать из театра балерину такого уровня?"

- Знаете, я сразу вспомнила фильм "Старики-разбойники": когда героя провожали на пенсию и говорили ему всякие тёплые слова, он слушал-слушал и вдруг говорит: "Ну, если вы меня так любите - может, мне тогда остаться?" И все сразу испугались... (Смеётся.) А если серьёзно, то завершение карьеры балерины - это моё твёрдое, осознанное решение. С возрастом всё сложнее поддерживать форму. Уже нет большого желания танцевать: сказываются физические и моральные перегрузки... Я рада, что произошло счастливое стечение обстоятельств: едва я решила уйти из театра, в городе появилась частная балетная школа "Фуэтэ", в которой мне предложили преподавать. И там оказалось настолько здорово, что я сразу согласилась.

Никогда не хотела занять чьё-то место

- ВЫ всегда были лишены апломба, проявлений звёздной болезни. Но ведь в театральной среде, наверное, и зубы показывать надо - иначе не выживешь.

- Отношения в театре и училище не самые простые: идёт жёсткая конкуренция, всем хочется себя проявить. А у меня другой склад характера. Я никогда не хотела занять чьё-то место. Никогда не стремилась танцевать первые партии, но так получалось, что давали их мне. Не пыталась выделиться, но старалась "прыгнуть выше головы" - танцевать лучше, репетировать больше. И всегда отстаивала те моменты в работе, которые считала принципиальными для раскрытия образа моей героини. Если чувствую, что нужно делать именно так, то буду доказывать, упираться до последнего. Если не иметь такого характера, ничего в нашем деле не получится.

- У вас множество регалий. И всё же, какая награда - самая дорогая?

- Национальная театральная премия "Золотая маска" в 2004 году. В Москве перед выступлением нас поселили в ужасную гостиницу, которая к тому же вечером загорелась. В результате я спала под одеялом, зажав нос... На следующий день мы танцевали на невообразимой сцене - вовсе не балетной, какой-то неотёсанной... Это было в театре "Новая опера". Показывать там конкурсный спектакль - вообще безумие какое-то. К тому же нашлось очень скользкое место на сцене: не одна я там споткнулась, балерина из следующего спектакля здесь тоже упала. Никто на победу не рассчитывал, я даже телевизор не включала, когда показывали церемонию награждения. А потом вдруг оказалось, что мы взяли "Маску"... В общем, свалилось счастье как снег на голову.

"Влезать в кожу" своих героинь - опасно!

- ВЫ проживали на сцене каждую роль. При этом, наверное, "сердце стачивается в кровь"? Да ещё и образы сценические "прилипают к коже", начинают искажать судьбу. Одно только прикосновение к "Мастеру и Маргарите" чего стоит...

- Это произведение Булгакова и впрямь окутано мистикой. Раньше много писали о том, что на актёров, исполнявших в нём главные роли, начинали прямо-таки сыпаться жизненные удары. В нашем театре во время спектакля "Мастер и Маргарита" тоже обязательно что-нибудь приключалось: кто-то ногу себе подвернёт, кто-то упадёт на ровном месте. А своему партнёру-"Мастеру" я однажды так за-ехала по носу рукой, что у него на белую рубашку стала стекать кровь, - так мы и протанцевали всю сцену... Правда, лично со мной ничего такого не случалось.

- К каким ролям вы испытываете особый пиетет?

- Они у меня все любимые. Начинаешь готовиться к очередному спектаклю и буквально зацикливаешься на новой роли. С моим педагогом, Риммой Шлямовой, мы проработали вместе 25 лет, именно с ней я готовила все партии. Она изумительно умеет объяснять. Нет деталей, которые она упустила бы в образе. У неё абсолютный вкус. Замечательно, что у нас есть такие люди. Если она уйдёт, это будет большая потеря для театра. А она может уйти, ведь у неё осталась только одна балерина, молодых воспитанниц ей не дают...

Валентина Бойкова, Римма Шлямова, Ольга Салембаева - это ведущие наши педагоги. Нельзя их терять! Нынче повсюду в цене безоговорочное подчинение. Но когда творишь, невозможно всё время кланяться и говорить только "да".

В "рабство" взяли не сразу

- Мировая пресса называет вас "блистательной, феерической", "балериной редкого дарования"... Это правда, что педагоги далеко не сразу разглядели ваш талант?

- Данных на самом-то деле у меня было не так уж много, поэтому меня и не приняли поначалу в Пермское хореографическое училище. Правда, даже скромные данные можно потом развить, если ребёнок более-менее пластичный... Моя мама была настойчива: приехала из родного Челябинска в Пермь ещё раз перед началом учебного года, и меня всё же взяли - по недобору... В классе Людмилы Сахаровой были свои первые ученицы, до которых мне предстояло расти и расти. Именно Людмила Павловна научила меня работать по-настоящему, выполнять элементы не так, как хочется, а так, как нужно.

- Наталья Ахмарова, обняв вас на сцене, поздравила с тем, что вы освободились от балетного рабства. Балет - это действительно рабство?

- Да, это так. Человек в балете становится настолько зависимым... У него нет никакой другой жизни. И то, что Анастасия Волочкова себя постоянно рекламирует в каких-то шоу, вовсе не говорит о её востребованности в профессии. Не может ведущий солист отвлекаться на подобные вещи, у него элементарно не бывает свободного времени.

- Как руководство театра восприняло в своё время весть о вашей беременности?

- А меня это вообще не волновало. Созрело моё чёткое решение: дети у меня будут, и это главное в жизни. К первой беременности в театре отнеслись с пониманием, а вот когда узнали о второй, все просто за голову схватились.

- Для старшего сына вы вы-брали ту же стезю - балетное "рабство".

- Молодая была... Но сыну в этой профессии пока нравится. Он был солистом нашей балетной труппы, а сейчас танцует в Амстердаме. Ведь в Перми человек может проработать двадцать лет и не получить ничего: ни квартиры, ни приличной зарплаты. Многие артисты, отдавшие родному театру пятнадцать-двадцать лет жизни, до сих пор ютятся в общежитии.

Дома "стены не помогут"

- КАКОВО быть примой? Сладко? Тягостно? Греет зрительская любовь?

- Мне никогда не давали ощутить себя какой-то особенной. У нас вообще очень требовательная публика. Невозможно всегда выкладываться на все сто, были и у меня менее удачные спектакли. И сразу ощущается зрительский холодок. Так что расхолаживаться с нашим зрителем не приходится...

- В Москве легче выступать, чем дома?

- Безусловно.

- С некоторыми партнёрами вы танцевали одни и те же спектакли годами. Тяжело изображать на сцене бесконечную влюблённость?

- Нет, потому что партнёров было очень много: ведущие партии со мной исполняли семнадцать мужчин, не считая приглашённых артистов. Иногда приходилось танцевать в паре буквально с одной репетиции. Так было, к примеру, в Санкт-Петербурге: "Ballet Imperial" сам по себе очень трудный, а тут ещё и партнёр - совсем незнакомый человек, только что прилетел их Америки: полсуток разницы в часовых поясах, адаптация даётся с трудом... Тем не менее выступили неплохо. На гастролях - обычная история: видишь человека впервые - и с ходу выступаешь с ним вместе. Это очень тяжело. Приходилось работать на пределе, чтобы никого не подвести.

Смотрите также:

• Хореограф Алексей Мирошниченко: «Сказка для ребёнка определяет его судьбу» →
• По ту сторону занавеса: тайны успеха театра «У Моста» →
• Формула актера: удача плюс отдача →