Статья по теме
Куда уходит душа?
Паратунка, Паужетка. Для меня названия этих посёлков не пустой звук. Бывала. И с медведем встречалась.
На той стороне полуострова, что обращена к океану, есть Курильское озеро и при нём посёлок Озерновский. Там живут ихтиологи, занимаются подсчётом рыбы, идущей на нерест. Может, ещё чем, но подсчёт — основное. Рыбу в период хода фиксируют как расход воды: берут количество голов, проходящих в озеро за единицу времени через единицу площади и умножают на коэффициент. Получается учётная цифра.
По берегам Курильского озера пасутся медведи. Они собирают нерестящуюся рыбу, едят, нагуливают жир на зиму. Встретить летом на Камчатке медведя, даже не на Курильском озере — обычное дело. Маршрут нашей группы проходил по довольно глухим местам, две недели чистой ненаселёнки. Муж, провожая меня в поход, попросил сделать фото медведя:
— Покрупнее, а не так, как у всех, издалека да в кустах, ничего не разберёшь.
Он уже давно не муж, и сейчас я задним умом понимаю, что наверное избавиться он от меня хотел. А может, и нет — я ведь добыла в Колымском походе рога северного оленя, почему бы медведя на этот раз не сфоткать, вот если бы шкуру просил, тогда конечно подозрительно.
Ну так вот, не встретился нам медведь ни под Хадуткой, ни в кальдере Ксудоча, ни в бухте Вестник. На Курильском озере планировалась последняя за весь поход днёвка. Одну ночь простояли — пусто. Следующий день уже клонился к закату. Надежда запечатлеть медведя таяла, я нервничала. Следов — тьма, животного — нет. Решилась – буду сидеть на одном месте, на вон той коряге, сам придёт. Со мной сели ещё двое. Все с фотоаппаратами на изготовке. Посидели минут сорок. Сначала терпели, таились, потом болтали, хохотали. Пришли за нами из лагеря, говорят, надо ужинать. Двое ушли, я отказалась, решила сидеть до победного. Коряга теплая, сухая. Лежит у самого уреза воды. Ручей шириной метров 10, мелкий, нерка идёт, плещется. Сзади земляной берег высотой метра полтора, по грудь мне будет. Ветерок в мою сторону. Тишина. Похоже, я задремала. А когда открыла глаза, он был уже тут. Напротив. На другом берегу. Боком ко мне стоял.
В первые доли секунды меня поразил размер медведя. Но ещё прежде я почувствовала его запах. Зрение моё, от ужаса, видимо, обострилось до предела. Позже я такие картинки, характеризующие обострённое зрение, видела в офтальмологической клинике. Взгляд сфокусировался на медвежьей пасти. Губы вялые, нижняя отвисшая, узги разъеденные, в разъёме видны зубы: жёлтые, крупные, ни разу не чищенные. К зубам прилипла несвежая рыжеватая шерсть. Вот от неё-то и воняло.
Нас, конечно, инструктировали — бежать от зверя нельзя. Я и не побежала и глаз от него не отвела, но в следующую минуту обнаружила себя на берегу, лежащей за кустом. Как залезла на берег спиной назад, не помню. Медведь шевелил ноздрями. В мою сторону не смотрел. Нам говорили, что они близорукие. Между мной и медведем было метров 15, и ещё кусты. Самое то, мой счастливый случай. Я пристроила между веток объектив. Сердце выстукивало морзянкой то ли SОS, то ли «свистать всех наверх», а руки делали дело. Навела резкость. Оперлась на локти и спустила затвор.
Помните звук камеры «Зенит»? Вот на этот щелчок медведь и обернулся. Мы встретились взглядом через видоискатель. Самообладание меня покинуло. Я не бежала, я парила над подлеском как Надя Павлова над сценой театра имени Чайковского. И это в болотных сапогах с портянками, с фотоаппаратом весом 800 граммов на шее, в штормовке и далеко не балетных походных штанах из ткани от чехла запасного парашюта.
В нашу группу в том на редкость тяжёлом походе затесался один неспортивный товарищ, назовём его М. М вел себя вызывающе, особенно по отношению ко мне. Ему не нравилось всё: каша с тушёнкой, каша на сухом молоке, грибы с рисом, жимолость с сахаром, мёд с орехами на перекус, крутые подъёмы и дефицит питьевой воды, ранние подъёмы, необходимость прорубать тропу в стланике, дождь, жара, отсутствие секса в палатке на 12 человек, мокрые кроссовки, мозоли от сапог, туман, ветер, холодный океан и горячие источники. Ему не нравился спортивный туризм в принципе, он сетовал, что пропал его отпуск ни за грош (а за большие довольно таки деньги). Он назначил меня виноватой за всё и пытался срывать на мне свою злость, отчаяние, раздражение. Выбор объясняелся тем, что я числилась в группе завхозом, а именно питанием более всего был неудовлетворен М.
Так вот, к концу похода я терпела его притеснения уже из последних сил, старалась не попадаться ему на глаза, и просто напросто побаивалась его. Понимала, что он тоже на взводе, что он опасен если не для жизни, то для здоровья и репутации. Этот крупный и как всегда раздражённый невкусным ужином мужчина тоже хотел сфотографировать медведя. Направляясь вглубь леса, он спросил у моих товарищей по коряге — где же тут медведь?
— А вот Люба бежит, — ответили ему. — Она знает.
М. шагнул мне наперерез и я со всего маху ударилась головой ему в солнечное сплетение.
Говорят, из двух зол надо выбирать меньшее, мне выбирать не пришлось. Оба зла сами меня выбрали и, по моему ощущению, были равноценны.
— Ну что, где? — пробасил М, придерживая меня на вытянутой руке. Ноги мои всё ещё «летели», зато мысли остановились и пошли в обратную сторону. М. хотел видеть медведя! Я знала, где медведь, и обоих ненавидела в равной степени! Медведь-то не был передо мной ни в чём виноват, решение натравить на него М. было несправедливым. Тупая месть за животный страх и потерю лица.
— Пошли, — сказала я, — и пошла прямо к той коряге.
— Ну что, где? — повторил М., убедившись, что медведя нет.
— Сейчас найду, - задыхаясь, прошептала я, погружаясь в новый ужас, оттого, что не оправдала надежд М. и дала ему повод гнобить меня, теперь ещё и за упущенного медведя.
Я шла по следу, как лайка. Я продиралась сквозь подлесок, и я нашла его.
Медведь сидел на попе прямо в русле ручья и кушал. Он брал правой лапой нерку, протаскивал её через зубы снизу вверх и выбрасывал. Брал следующую, протаскивал и выбрасывал. Мы зашли сзади. Медведь нас не чуял. Мы огибали его по радиусу, шагая по воде, и всё никак не находили удачной точки для съёмки. В конце концов, забрели слишком глубоко.
— Ну что, как? — прочитала я по губам раздосадованного М.
Раскатала ботфорты и зашла ещё глубже. Медведь в кадре не смотрелся.
— Эй! Э-эй! — обратилась я к зверю. Он не реагировал. Ел. Тогда я взяла гальку и кинула.
Медведь оглянулся. Выпустил из рук начатую нерку. Присмотревшись, он, наконец, ужаснулся, шумно вздохнул и кинулся наутёк. Тучный зверь бежал, обдавая брызгами оба берега неширокого ручья. Некоторое время мы с М. гнались за медведем, но М. быстро выдохся, а медведь выскочил на гальку и шмыгнул в лес.
— Хорош, я доволен, — сказал М., и пошёл в лагерь. Тут же оглянулся. — Давай вместе. Этот сидит наверно, тут за поворотом.
Не знаю, проявил М. заботу обо мне или трусил в одиночку встретить медведя.
Пермяка застрелили, по ошибке приняв за медведя