Один в Осе воин. Фронтовик десять лет доказывал своё право на квартиру

95-летний фронтовик Афанасий Поликарпович Литвиненко в Осе сегодня самый популярный и уважаемый человек. Он окружён вниманием власти и депутатов. К праздникам ветеран исправно получает подарки и открытки с поздравлениями, а на 75-летие Победы к нему приезжали артисты местного дворца культуры с концертной программой.

И даже не верится, что всего чуть больше года назад ветеран, перенесший онкологию и три инсульта, почти обездвиженный, жил в старой развалюхе-избе с туалетом на улице. На редкие помывки в бане его носили на руках.

История о парализованном фронтовике, которому десять лет отказывали в праве на получение квартиры, вышла в «АиФ-Прикамье» в январе 2020 г. А уже через два месяца он справлял новоселье в светлой двухкомнатной квартире с тёплым балконом и видом на детскую площадку. Это стало ещё одной победой не только для ветерана и его семьи, но и для редакции нашей газеты.

Струна оборвалась

В новой квартире Афанасий Поликарпович встретил 75-ю победную весну, а 1 января 2021 года  отметил 95-летний юбилей. За накрытым столом, с оливье и шампанским, которое он только слегка пригубил. Не охоч он всю жизнь до спиртного, да и не курил никогда. А вот сало уважает до сей поры. И борщ.

«Он же Литвиненко, хохол», – смеются его дети - Володя и Светлана.

И вспоминают мамин особый рецепт борща.

«Мама сначала свёклу на печке квасила. Потомится сначала свёколка в банке на печи – и только потом в борщ. Папа вообще без борща не мог обходиться», – рассказывает Светлана.

Мамы Зои не стало в 2015 году. Сгорела за считаные месяцы. Помогла своему Афанасию победить рак, поставила на ноги после двух инсультов. А потом как свечку задули. После смерти жены Афанасию Поликарповичу будто лампочку в душе выключили. Он перестал играть на любимой гармошке, не брал в руки ни балалайку, ни домру.

А тут, когда дети собирали вещи для переезда, Афанасий Литвиненко вдруг попросил балалайку. Сухая рука нежно обняла тонкий полированный гриф, пальцы привычно коснулись струн.

«Где?» – вдруг строго спросил дед Поликарпыч, показывая на недостающую струну.

Лопнула. Не дождалась, когда хозяин оттает. А как не оттаять с такой радости – признали-таки фронтовика нуждающимся в улучшении жилищных условий. А ведь он долгие годы был единственным участником войны в Осинском районе, кто не получил благоустроенное жильё.

Зовите писаря

«Мы гордились, что наш папка – фронтовик. А он никогда этим не кичился. И рассказывать про войну не любил», – вспоминают дети Афанасия Поликарповича. 

А что рассказывать? Как призывали их в 43 году из деревни, где уже половина изб голосила над похоронками? А они, мальчишки, на станции, пока эшелон на фронт формировали, несколько дней сидели без еды, а потом домой убегали? А дома их снова сажали в грузовики и увозили от заплаканных матерей на войну. Или как сопровождал раненого в госпиталь, попал под бомбёжку и в воронке с немцем оказался? Лежал и думал: вот обстрел закончится, кто первым успеет – ты его или он тебя кокнет?  Никто никого тогда не кокнул. К своим рядовой Литвиненко и раненого красноармейца доставил, и живого «языка». Да ещё с пакетом ценных документов. А может, как из Восточной Пруссии в победном сорок пятом их не домой отправили, а с японцами воевать?

Его часто звали в школу на классные часы или пионерские сборы. Не ходил. Только шутя отмахивался: «Я контуженый, что с меня взять? Идите лучше соседа зовите. Он писарем при штабе служил, много чего порассказать сможет».

Дивно Афанасию Поликарповичу было, когда в красках начинали описывать подвиги да сражения.

«Там ни дня, ни ночи не помнишь. Идёшь под пулями и думаешь, убьют, не убьют? Спроси меня тогда, какое число на дворе? Я и знать не знал. А люди, видишь, и когда, и во сколько, и как  помнят. Не поверю, ребята», – объяснял своим детям Литвиненко.

Никто не зачеркнул

Один Бог знает, что довелось пережить мальчишке из глухой сибирской деревни, который ушёл на фронт в 17 лет и протопал с пехотой до Германии, а после капитуляции ещё пять лет воевал с японцами и китайцами. Но с Богом у крещёного Афанасия после войны никаких разговоров. Даже запретил отпевать себя. Ладно они, солдаты – смерть с ними в атаку бежала. Но почему Бог не заступался за невинных детишек и женщин, которых фашисты на своём пути губили без разбору? Осерчал Афанасий Поликарпович на небесную канцелярию, а всё же клочок бумажки с молитвой, что тётка родная сунула перед отправкой на фронт, хранит и сейчас. Эта бумажка да самодельный фанерный чемоданчик с вытертой ручкой из старого армейского ремня – вот и все богатства, с которыми Литвиненко домой вернулся. Всю жизнь только на свои крестьянские руки да терпение полагался. Избёнку себе сам сложил, обмазав для тепла глиной с коровяками. Крутил шофёрскую баранку до пенсии. И когда ему в восьмидесятых, в то время народному депутату райсовета, предлагали квартиру, только отмахивался: 

«Пусть дают тем, кому она нужнее, а мы и так проживём. Руки-ноги целы, силы есть».

Силы стали уходить семнадцать лет назад. Тогда рак кожи обнаружили. Через месяц после операции – второй инсульт (первый случился в конце восьмидесятых, и тогда Афанасий Поликарпович быстро восстановился). А после смерти любимой жены – третий.

Дома Литвиненко хранили подарочное издание книги с именами и фамилиями всех фронтовиков Осинского района.  Когда кто-то из ветеранов умирал, переживали, вместе с женой зачёркивали фамилии. Скоро вся книга оказалась в почеркушках. А Литвиненко горько усмехался: скоро я останусь последним. До 75-летия Победы дожили семь осинских фронтовиков. А из високосного года вышел только Афанасий Литвиненко. Последним в живых фронтовиком Осы остался. Родные говорят, что всё благодаря новой квартире – в старом доме без удобств не выдюжил бы.

Сегодня 95-летний Афанасий Литвиненко в здравом уме, но почти не слышит и совсем не видит. Часто кричит во сне. А потом начинает шарить рукой по краю постели. Когда натыкается на ладони сына Володи и дочери Светланы, неожиданно крепко сжимает родные руки и успокаивается. Дети рядом. Сухой рот расплывается в улыбке. И в его личной темноте начинает весело бренчать старенькая балалайка.