Стефан Пермский в народе считается «крёстным отцом» пермяков, но был ли он на самом деле на территории современного Прикамья? «АиФ» в Прикамье организовали виртуальный круглый стол, за которым собрали ведущих учёных Прикамья, чтобы обсудить этот вопрос.
Тень святого на воде
Много лет назад историк Виталий Мингалёв, сейчас – старший преподаватель кафедры гуманитарных дисциплин НИУ ВШЭ – оказался в деревне Усть-Чёрная Гайнского района. Из-за неудачного расписания автобусов в таёжный посёлок его подвозил случайный попутчик – местный лесоруб. Всю дорогу он рассказывал о родной земле – «здесь лучше всего брусника», «тут лучше не ходить, чтобы не встретиться с медведем», «здесь выгрузили раскулаченных, и они замёрзли насмерть». И в какой-то момент он остановил машину и повёл Виталия на берег – там, где две речки сливаются в заводь.
Возможно, Стефан и был на территории Гайнского округа. Легенды обычно не возникают на пустом месте.
«Вот, смотри, – сказал лесоруб, истово при этом крестясь. – Это святое место. Здесь сам Стефан Пермский сошёл на землю!»
Тогда Виталий скептически отнёсся к его рассказу. Официальные источники уверенно утверждают: Стефан Пермский в этих краях не бывал.

Но поездка в деревню Монастырь в том же Гайнском районе, где стояла деревянная церковь, добавила странную деталь: местный сторож подтвердил, что сюда водили крестные ходы. И делали это каждый год до революции. Ещё прадеды знали дорогу.
Позже Виталий снова оказался в тех местах – Пернаяге.
Историк решил: пора проверить легенды. Архивы подтвердили: да, крестные ходы были, место упоминалось в епархиальных ведомостях. Не паломнический центр, но устойчивое священное место для местных. И это дало старт настоящему исследованию.
Собранные легенды повторяли одну историю: Стефан прибыл из Коми республики, вызвал местных жрецов на духовное состязание. Он ударил посохом – и забил чистый родник. Жрецы попытались повторить, но из их источника потекла «мёртвая вода». Эти два ручья, кстати, существуют до сих пор: один – прозрачный, другой – болотный и вязкий.

Участники прошли 17 км. Крестный ход завершился у поклонного Креста в урочище Пернаяг.
Фото: Анатолий ИсаевЕсть ещё одна необычная гипотеза: возможно, образ легендарного богатыря Перы связан со Стефаном. Некоторые трактуют его имя как производное от «перна», в переводе с коми «крест». Тем более что «локализация» Перы совпадает с маршрутом, связывавшим Вычегду и Каму – древний путь, по которому действительно могли двигаться миссионеры. Может, Пера был не просто героем эпоса, а христианизированным князем? Тем, кто первым принял новую веру.
Существует и другая легенда. Стефан, мол, прибыл в Гайны на камне (есть много легенд, как Стефан проплывал на камнях по разным рекам, обращая в христианскую веру язычников). Местные, не зная христианских запретов, предложили ему съесть белку, но он отказался. По преданию, Стефан назвал местных векшеедами – едящими белок. И поскольку его встретили неласково, он поплыл обратно вверх по течению Камы. Это, конечно, не биографический факт, но устойчивое и живое свидетельство культурной памяти. Как будто сама история крещения Прикамья состоит из этих странных нитей – легенд, преданий, намёков и совпадений.
Однако, если Стефан и был в Гайнах, почему его миссия не оставила заметных следов?
Историк считает, Стефан был стратегом, он создавал «узлы» – монастыри, центры, через которые христианство постепенно проникало в окрестности. Такие центры появлялись там, где было удобно и логично: ближе к уже знакомым территориям, к русским поселениям, с которыми была связь, и к людям, язык которых он знал.
На территориях коми-зырян у Стефана не было языковых барьеров – он знал их язык с детства (есть предположения, что его мама была перминкой, зырянкой). Эти земли уже частично находились под влиянием Новгорода, жители хотя бы краем уха слышали о христианстве. Поставить монастырь в соседнем Кайгородке, что ближе к Вятке, с понятной логистикой и политическими связями, куда безопаснее. С Гайнами таких связей не было.

Дальше, в районе Гайн и Чердыни, всё было иначе. Неизвестная земля, похожий, но всё же чужой говор, неясная политическая ситуация – такова была реальность XIV века. Ниже Гайн – терра инкогнито. А значит – риск.
К тому же местные языческие элиты были сильны и прекрасно знали, с чем имеют дело. Именно в районе северного Прикамья найдены самые яркие и сложные образцы «звериного стиля». Многофигурные плакетки с выразительной символикой – это может говорить о наличии мощного языческого центра, идеологически развитого, готового к сопротивлению.
«Это не просто дремучее язычество. Это – философия, способная спорить с христианством», – подчёркивает Мингалев.
И, возможно, Стефан это понял. Он не испугался – он решил действовать иначе. Не проламывать стену, а медленно подтачивать её водой времени. Стефан и не пытался обращать всех, говорит Мингалёв, а действовал через лидеров, закладывая долгосрочные точки влияния.
Так был ли он всё же на этих землях?
«Возможно, Стефан и был на территории Гайнского округа, – не исключает Виталий Мингалёв. – Легенды обычно не возникают на пустом месте. А если они живут, значит, было что-то такое, что оставило этот след».
Бесстрашный человек
Если Стефан не бывал на территории Прикамья, нет официальных свидетельств о его пребывании, то как же тогда он стал Пермским? А не, скажем, Зырянским?
«В XIV в., когда будущий святой Стефан только начинал своё подвижничество, в русских летописях жители севера западноуральских земель фигурировали как пермяне (общее название всех коми). Пермей вообще было много – Вычегодская, Великая, Колоперь, Вилегодская и Лузская Пермцы… Стефан вёл свою миссионерскую деятельность на территории так называемой Перми Вычегодской, на юго-западе современной Республики Коми. И своё историческое прозвание «Пермский» он получил по месту своей миссии, территории, на которой жили пермяне, которые, кстати, после крещения стали называться в русских источниках пермяками. А зырянами они стали позднее», – объясняет старший научный сотрудник ПФИЦ УРО РАН, кандидат исторических наук Павел Корчагин.

Учёный рассказывает: «Стефан родился в Устюге Великом. Его мать Мария была дочерью местного кузнеца Ивана Секирина. Отец будущего святого Симеон служил в местном Успенском соборе. Про отца также известно, что носил характерное прозвище Храп, и он был, по неуверенному свидетельству исторических источников, «скорее всего, русский». Очевидно, Стефан унаследовал отцовский темперамент, поскольку на такое подвижничество был способен только человек неординарный и даже бесстрашный. На землю пермян Стефан попал в 1379 г., на тот момент ему было около сорока лет».

В фондах краеведческого музея в Гайнах хранится икона святого. Фото: Светлана Королёва
Чего больше в его действиях? Везения (даже умер своей смертью – в постели, что редкость для тех времён. В отличие, скажем, от того же святителя Питирима) или расчёта?
«Такое «везенье» не может длиться годами, – уверен Павел Корчагин. – Здесь дело совсем в другом. Стефан глубоко понимал пермян – их верования, образ мышления, страхи. Он знал не только греческий а, что важно, Стефан владел коми языком в совершенстве. Он говорил с язычниками на понятном им языке (во всех смыслах), и это стало основой его успеха. Стефан мог проповедовать без переводчика. Более того – он создал древнепермскую азбуку (анбур), перевёл на коми язык богослужебные книги».
И, по словам учёного, Стефан весьма удачно использовал образную систему языческих представлений. В устье реки Выми (Емвы) он нашёл главное местное святилище, на котором стояла «прокудливая береза», воплощавшая у славянских и финских народов «мировое древо», соединявшее небесный, земной и подземный миры.
Можно догадываться, что подчеркивание величия духовного подвига святителя путём добавления этого корня к определению Пермский – стало Великопермский – позволило пермякам как бы «присвоить» себе Стефана. Красиво, но неверно
«Это такой своеобразный портал для циркуляции благ, обеспечивающий круговорот плодородия. И… срубил его, и остался на месте, ожидая прихода пермян (зырян). Это была гениальная акция по психологическому разоружению язычников, – восхищается Павел Корчагин. – Представьте себе состояние пришедших на святилище людей. Древа нет – связь между мирами нарушена. Хлеб не вырастет, зверь, птица, рыба переведутся… А Стефан спокойно заявляет: мол, всё у вас было неправильно, я научу вас настоящей вере».
Стефан, по его словам, не просто ломал старое мировоззрение, он сразу предлагал новое – христианское, которое оказалось в общих чертах и символах язычникам знакомым.
«На месте языческого Мирового древа – Честное древо, то есть восьмиконечный голгофский крест, на котором распяли Спасителя. Три его перекладины – те же три яруса, три мира: подземный (ад), земной и небесный (рай). Он знал, как работает их мышление, и обращался к нему тонко, без нажима. В отличие от князя Владимира и Добрыни, которые крестили Новгород огнем и мечом, это был путь просветителя, а не завоевателя. Именно в этом его величие. Спасение душ – не менее важно, чем расширение границ. Стефан это знал», – говорит Павел Корчагин.
Стефан показывал, что христианство не чуждо, не враждебно, а во многом похоже: «Смотрите, это почти одно и то же, только имена другие».
И при этом, как говорит учёный, он был невероятно смел. Его подход – это риск, постоянный и очень высокий. А если не сработает? А если толпа не поверит, не примет?
«Вспомним его прения с волхвом Памом сотником. По легенде, Стефан предлагал проверку силы веры каждого – нырнуть в прорубь или пройти через огонь. Кто выживет, того бог сильнее. Да, Стефан рисковал. Но не безумно, а с точным расчётом, – уверен историк. – Он действовал безошибочно и при этом по-человечески убедительно. Так что говорить о простом везении – это недооценивать масштаб личности святителя. Всё, что он делал, было результатом глубокой подготовки, понимания и невероятной личной смелости».

А что же Пермь Великая? Даже в церковной и популярной литературе Стефана иногда называют Великопермским.
«Это ошибка, – уверяет Павел Корчагин. – Стефан до нашего края не дошёл».
Земли Перми Великой (небольшая территория по Вишере и Колве) были крещены позже, в XV в. В 1451 г. епископ Питирим крестил в Усть-Выме князя Михаила Ермолаевича (первого великопермского наместника), а уже в 1462 г. следующий пермский епископ Иона строил храмы в Чердыни. Именно благодаря им и их преемникам христианство постепенно укоренилось и в этих местах.
«Дело, начатое Стефаном, продолжилось. Что важно, и Стефан, и его преемники были своеобразными наместниками великого князя московского, начиная с Дмитрия Донского. Они даже располагали военными отрядами из местных новокрещенов. Так что христианизация края была в то же время и методом присоединения североуральских земель к Московскому государству. Причём, как вы понимаете, мирным путём. В эпоху, когда в Европе предпочитали действовать силой, Стефан пошёл по-своему – через язык, веру, культуру, знание», – говорит он.
Интересно, что в середине XIX в., когда окончательно оформилась Пермская губерния, её власти обсуждали возможность переноса мощей Стефана в Пермь, чтобы обрести своего святого. Мощи остались на месте, в Москве (позже были утеряны). В Пермь в 1849 г. отправили его посох – изначально простую лиственничную палку, которую во времена епископа Пермского Ионы украсили цилиндрическими накладками из лосиного рога с надписями и сквозной резьбой. Ныне посох хранится в пермском музее.
«Можно догадываться, что подчеркивание величия духовного подвига святителя путём добавления этого корня к определению Пермский – стало Великопермский – позволило пермякам как бы «присвоить» себе Стефана. Красиво, но неверно, – подытоживает Павел Корчагин.
Христианизация продолжается
«Хотя Стефан Пермский до Перми Великой так и не дошёл, однако фигура святителя сыграла ключевую роль в судьбе Пермского края, пусть и без личного присутствия, – считает кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и археологии ПГНИУ Григорий Головчанский.

Стефан – фигура более чем значимая: просветитель, миссионер, создатель древнепермской письменности (анбур) и основатель Пермской епархии. Но все его усилия действительно были сосредоточены севернее – в районе Усть-Выми и Перми Вычегодской (территория Республики Коми). Именно туда он пришёл с крестом и словом, именно там срубил языческую «прокудливую берёзу», именно оттуда началась духовная трансформация народа коми.
А как же тогда Чердынь? А Гайны?
Легенды о том, что Стефан Пермский дошёл до Перми Великой, ходят, по словам учёного давно. Кроме Гайн, рассказывают, будто приплывал он и под Чердынь на камне вместе с учениками, в том числе с епископами Питиримом и Ионой. По слухам, в начале XIX века в Бондюге хранилась икона с надписью, якобы сделанной зырянской письменностью Стефана. Но икона сгорела, а след остался только в пересказах.
Двоеверие неуникально. Оно было и у древних германцев, и у славян, и у других финно-угорских народов. Но в Пермском крае оно заметно даже сейчас.
«Алфавит Стефана – это не сам Стефан, – говорит Головчанский. – И икона с такой надписью вовсе не доказывает присутствие в наших землях самого Стефана».
Однако влияние святителя на христианизацию Прикамья огромно, считает он. Без его реформ, без создания епархии, без начала миссионерской традиции московская власть вряд ли так быстро и уверенно распространилась бы на северо-восток. Стефан стал первой искрой – даже если сам не дошёл до этих земель.
«Если не считать неудачной попытки крещения, предпринятой епископом Питиримом в 1455 г., только в 1462 г. – через 80 лет после миссии Стефана – в Чердынь прибыл епископ Иона. Он крестил местных князей, построил первый храм. И это тоже было лишь начало. Даже в начале XVI в. язычество в крае сохранялось, – уточняет Головчанский. – Об этом писал митрополит Симон (в миру Софроний Чиж – митрополит Московский и всея Руси с 22 сентября 1495 г. по 30 апреля 1511 г. – Ред.): местные жрецы по-прежнему проводили обряды, и даже священники участвовали в них».
По словам Григория Головчанского, окончательное утверждение христианства началось во второй половине XVI в., когда на земли Перми Великой массово переселялись русские. В городках и ключевых сёлах они составляли большинство – и именно там христианство укоренилось быстрее всего. А вот в глубинке, в лесных деревнях, старые верования жили ещё долго, а кое-где не умерли до сих пор.
«Можно сказать, что христианизация здесь продолжается и сегодня», – считает Григорий Головчанский.

До сих пор в деревнях крестятся, в молитве обращаясь к Христу, и при этом не забывают взывать и к лесным духам. Христианские праздники тесно переплетены с языческими обрядами.
«Это естественный процесс, – подчёркивает историк. – Ни один народ не принимает новую религию мгновенно. Это всегда адаптация, компромисс, синтез».
Такое двоеверие неуникально. Оно было и у древних германцев, и у славян, и у других финно-угорских народов. Но в Пермском крае, по его словам, оно заметно даже сейчас.
КСТАТИ
Посох в музее
В Перми хранится посох, который, по легенде, принадлежал святителю Стефану.
«Сам посох, по всей вероятности, приобрёл современный вид уже позже, во время управления епархией епископом Ионой, при котором его украсили резными вставками из лосиного рога, – рассказывают в Пермском краеведческом музее. – На посохе изображены сцены из жизни Стефана: крепости, языческие идолы, звериные лики, оружие и одежда местных жителей. Эти изображения передают детали быта и верований того времени.
Каждая композиция сопровождается пояснительным текстом на древнерусском языке».

Предположительно, надписи делались местным мастером. Верхняя часть посоха представляет собой Т-образную рукоять и так называемое «яблоко» из двух позолоченных полушарий, разделённых костяной вставкой. Нижняя часть снабжена медной оправой и железным четырёхгранным наконечником. Вся конструкция состоит из нескольких участков (колен) длиной от 106 до 120 мм, диаметром 23–24 мм. Полная длина посоха – 131 см, длина рукояти – 14,7 см, диаметр «яблока» – 33 мм.

Судьба посоха оказалась непростой.
«Долгое время он хранился в монастыре Спаса на Бору в Московском Кремле, рядом с могилой Стефана. Во время польского разорения Кремля в 1612 г. реликвию увезли в Литву. Лишь в 1849 г. её случайно обнаружил местный лесничий в ризнице Супрасльского монастыря. По решению Святейшего Синода посох вернулся на родную землю – сначала в Спасо-Преображенский кафедральный собор в Перми, а после его закрытия в 1924 г. – в Пермский краеведческий музей», – рассказывают научные сотрудники музея.
История оставила свой отпечаток на посохе: частично утрачена резьба и немного нарушен порядок колен. Благодаря передаче в музей посох сохранился. И сейчас рассмотреть уникальную реликвию могут все гости Дома Мешкова.