За час до начала спектакля, когда и суперсовременный саунд-арт, и вампирская эстетика, и стоя аплодирующие партер и галерка были еще впереди, Демидова дала эксклюзивное интервью «АиФ-Прикамье».
Закон сцены
Вера Шуваева, «АиФ-Прикамье»: - Алла Сергеевна, насколько важно для актера говорить на одном языке с режиссером? Вот у вас с Терзопулосом один язык?
Алла Демидова: - Естественно. Кто бы меня заставлял работать с ним уже более 20 лет? Актер должен быть воском в руках режиссера. 30 лет я проработала с Любимовым. Это не значит, что у нас все было общее с ним, но я была абсолютно послушна. Или, например, с Эфросом мне посчастливилось работать. Моя, пожалуй, лучшая роль в театре – Раневская, это Эфрос делал. Работала также с Анатолием Васильевым, ну и так далее. Если же режиссер не по сердцу, то у актера есть единственное право – право отказа.
- Реакция зрительного зала для вас так же важна?
А.Д.: - Теперь нет. Она имела большое значение в молодости, когда хотелось нравиться зрителям. А закон сцены: когда очень хочешь нравиться – никогда не понравишься. Впрочем, это и закон жизни.
В театре надо просто выполнять свою задачу. Она стоит перед тобой, и ты должен ее так или иначе (желательно иначе!) решить. Хочется, конечно, чтобы зритель твое решение принял. Но это уже дело десятое.
- В Перми вы не в первый раз. Помню, приезжали с поэтическим вечером, читали Ахматову. Как вам наша театральная публика?
А.Д.: - Это было давно. Сейчас выступаю с такими вечерами только в Москве и Петербурге. Но в начале июня я прилетала в Пермь на репетиции «Носферату» и побывала у вас на премьере «Зимнего пути». Получила огромное наслаждение! Видеоряд на экране, который шел контрапунктом к шубертовской музыке, оркестр – словом, настоящее театральное действо. Тем не менее я видела, как люди с возмущением вставали и уходили.
Причем не только пожилые. Меня поразило, что уходили и молодые. Думаю, они не то чтобы не доросли, а не дожили до понимания театрального искусства. Наверняка они хорошо знают что-то, чего не знаю я. Но театр они не понимают.
Попасть в жест и в ноту
- Вас не пугает то, что сюжет «Носферату» связан с царством мертвых?
А.Д.: - Нет. Я никогда не играю себя в предлагаемых обстоятельствах. Это первый курс театрального училища. Школа Станиславского. Хорошая школа, когда люди учатся естественно существовать на сцене. Но еще Дидро сказал: «Ты маленький тартюф, маленький скупой. И если ты будешь играть себя, ты никогда не дорастешь до Тартюфа и Скупого с большой буквы».
Меньше всего надо думать в «Носферату» о сюжете. Меньше всего! Равно как и в любой другой опере. Евгений Колобов, один из гениальнейших и тончайших дирижеров, с которым мы делали «Поэму без героя», предложил мне как-то: «Алла, давайте сделаем вместе «Пиковую даму»! Мне так надоело слушать Модеста Чайковского на сцене, я хочу слушать Пушкина. Вы будете читать пушкинскую «Пиковую даму», а я найду музыку, которую слушали в свое время Лиза и Германн». Это я к тому, что либретто опер писались модестами чайковскими, а не Пушкиным.
- «Носферату» – не обычная опера…
А.Д.: - Да, скорее перформанс. Здесь не только музыка. Здесь и гениальный художник Кунеллис, и гениальный режиссер Терзопулос, и гениальный Курентзис, могучей волей собирающий оркестр, хор и солистов в одно целое. Когда мы начинали работать, нельзя было предположить, что все получится именно так.
- А что в этой работе оказалось для вас самым сложным?
А.Д.: - У меня не было сложностей. Единственная сложность – попасть в жест, который дает мне Курентзис. Потому что если я в него не попаду, кто-то пропустит свою ноту.
Выдумщик Корифей
- Вы исполняете в спектакле роль Корифея хора. То есть вы его руководитель?
А.Д.: - В античной драме – да, Корифей был руководителем хора. Но тут он скорее (ищет подходящее слово) выдумщик. Его идеи воплощаются на сцене.
- В наше время корифеями принято называть людей, добившихся в чем-либо выдающихся успехов. Для вас сегодня корифей – это кто?
А.Д.: - Знаете, есть много людей, которых я очень ценю и люблю. Но называть их корифеями с моей стороны было бы глупостью. Это не то слово, чтобы обозначить мое отношение к ним.
- А из всех достижений собственной жизни какое вы сами считаете наивысшим?
А.Д.: - Никогда не задумывалась. Мне удалась Раневская в «Вишневом саде», ее отмечали критики. Считаю, что после меня играть Раневскую стали по-другому.
У Чехова она жила в Париже на пятом этаже, где обычно живут молодые художники. Там накурено, неуютно, какие-то дамы, патер с книжкой… И я подумала: а ведь в начале прошлого века все французские художники женились на русских дворянках. И повернула так, что телеграмму из Парижа Раневская получает от молодого Пикассо. А от этого уже все пошло иначе… Но это вы заставили меня говорить сейчас об этом! (С трудом сдерживает эмоции.) Это было в 74-м году. Неужели вы считаете, что я все время думаю о том, что было тогда?!
Смотрите также:
- По ту сторону занавеса: тайны успеха театра «У Моста» →
- Три срока и три реабилитации маэстро Терпиловского →
- Жить без любви труднее, чем без денег →