К примеру, определить причину, из-за чего скачет давление, довольно сложно: то ли препарат человеку не подходит, то ли в желудке не всасывается, а может, печень неправильно работает. Ни в США, ни в Японии, ни в Израиле, странах, где медицина считается наиболее развитой, нет методов определения индивидуального воздействия лекарственного препарата на конкретного человека.
Ай да технология!
А в Пермской фармацевтической академии такую технологию изобрели. Называется она «Ай-метаболизм», или изучение индивидуального метаболизма человека. Совсем недавно Станислав Тяжельников, помощник ректора академии по развитию и инновациям, директор компании «Инновационные тест-системы», презентовал ее в Израиле. По возвращении ученый рассказал в интервью корреспонденту сайта «АиФ-Прикамье», что собой представляет новая технология и в чем ее революционность.
Станислав Тяжельников: – Это не моя конкретно разработка, а продукт коллективного труда ученых фармакадемии. Я лишь «упаковал» его, придумал, как можно продавать. Есть большой список факторов, которые влияют на эффективность воздействия лекарственных препаратов. Сейчас, если человек хочет понять, почему они не работают, ему не к кому обратиться. Хотя, если речь идет об онкологии, то весь мир, в том числе и Россия, занимается подбором индивидуальных препаратов в лечении этого заболевания. Мы же решили заниматься более простыми препаратами – от гипертонии, диабета, а также статинами, снижающими холестерин.
– Мы изучаем индивидуальный метаболизм у человека очень простыми методами химического анализа. Научились определять, подходит или нет человеку препарат. Скажем, таблетки бывают по 100, 500, 1000 мг. А человеку, к примеру, требуется 658 мг. И мы можем, исходя из этого, подобрать ему индивидуальную дозу.
Ирина Гилева, «АиФ-Прикамье»: – Каким образом?
– Допустим, человек в 8 часов утра принял таблетку. Через час он должен сдать в поликлинике кровь, которую потом доставят нам. Каким образом мы ее обрабатываем, рассказывать не буду – это наше ноу-хау, мы даже патентовать его не будем. Потому что идею могут украсть. Скажу только, что получаем вытяжку лекарства и помещаем его в специальный прибор. Зная массу человека, его характеристики, мы рассчитываем математическую модель и делаем подробное заключение. Пациент приносит его врачу, и тот меняет пациенту либо препарат, либо его дозу, либо время приема.
– Как давно занялись разработкой этого метода?
– Почти одновременно с технологией тестирования наркотиков. То есть с точки зрения науки эти две технологии очень близки. Первый позволяет выявить все известные наркотические вещества, и нам не нужно определять их количество, кроме того, что есть они или нет. А в случае с лекарственными препаратами нам нужно изучить массу разных характеристик: как оно всасывается, как распределяется, как связывается с кровью и так далее. Это все химический анализ. Данные разработки проводят на кафедре токсикологии фармакадемии.
– А что касается реализации проектов?
– Насчет технологии тестирования на наркотики – здесь все ясно, мы ее уже внедряем, и это пока частный бизнес. Хотя очень надеемся, что ею заинтересуются на государственном уровне, тем более что приняли Программу тестирования школьников на наркотики. А вот что касается технологии «Ай-метаболизм», сейчас ищем средства на дорогостоящий прибор, на котором будем проводить исследования. В фармакадемии есть такой прибор, но в данный момент он занят под другие проекты. Поэтому у нас два пути: либо покупать другой, либо арендовать в политехе – там он без дела простаивает. Как только решим этот вопрос, запустим технологию в работу. Думаю, это будет после Нового года.
– Услуга будет платной?
– Да, сначала платной. Но когда мы покажем и докажем эффективность технологии, то, надеюсь, сможем войти в систему обязательного медицинского страхования (ОМС). Уверен, она будет востребованной – об этом мы говорили и с докторами, и с пациентами. Кстати, кроме тонкого химического скрининга, мы можем проводить и генетический. Дело в том, что есть лекарственные препараты, которые при определенном наборе генов у человека могут вызывать массу побочных эффектов. Мы можем определить по анализу крови, есть такие риски у человека или нет.
– Какие методы лучше?
– Интересно, что аналогов этого метода нет даже в Израиле, где так развита медицина.
– Просто у них, как и в США, делают ставки на индивидуальную медицину, исходя из генетики. Подход, может, и верный, но это неизученная область. И этот тяжелый путь они только начали. Почему не додумались до такого метода, как у нас, не знаю. Все лишь разводят руками: «Русская смекалка»! Хотя и база материальная у нас во многом уступает зарубежной, и зарплата.
– Вам никогда не хотелось поработать за рубежом?
– Нет. Потому что понимаю, как работает наша наука – уже 10 лет в ней. Есть какие-то успехи, получал гранты. Ну, уеду за границу, найду какого-нибудь профессора и буду всю жизнь работать на него, пока не состарюсь. Тратить еще 10-летие, чтобы понять, кто за что отвечает, как принимаются решения. Это неразумно. Зарплата там действительно больше. Но ее просто некогда будет тратить, потому что ученый работает с утра до вечера, без выходных. В командировки, в тот же Израиль, я и так могу съездить. Лично мне проще реализоваться в нашей стране. Хотя в свое время что только ни делал: и подгузники продавал, и карты в фитнес-клуб, и лампочки. Всем этим занимался параллельно с наукой, писал диссертацию, нужно было как-то выживать. Но сейчас все медленно, но налаживается. Вот и государство задумалось о создании своих лекарственных препаратов, опасаясь, что из-за рубежа они перестанут поступать. Конечно, мы еще не увидели в действии программу импортозамещения лекарств, не увидели реальных денег. Но есть предпосылки, что она заработает. Так, средства по программе «Старт» для молодых ученых увеличились в полтора раза – а это государственные деньги. И я тоже участник этой программы.
Наука – ежедневный вызов
– Как много разработок лекарственных препаратов в России на данный момент?
– Достаточно много – еще с советских времен. Но чтобы их правильно вывести на рынок, требуется немало усилий. Вся мировая фармация – это инертная, медленно меняющаяся область. От разработки препарата до его появления на прилавке проходит не меньше 10 лет. Но если мы уж начали раскачивать этот маятник, то, думаю, раскачаем. Работаем совместно и с другими вузами, к примеру, с сельскохозяйственной академией. Создаем специальную мазь для заживления ран у животных на основе обезболивающего препарата, разработанного в фармакадемии. Такие мази, конечно, есть, но наиболее эффективные – импортные. Надеюсь, у нас получится. Есть проекты и с политехническим университетом: хотим математически смоделировать какие-либо препараты. Допустим, как должно выглядеть средство, снижающее холестерин, как оно работает и т. д. Это самые современные подходы, и мы хотим этим заняться. С этим же вузом работаем над темой биоразложения препаратов: как они, к примеру, поведут себя при попадании в окружающую среду.
– А почему вы выбрали науку и считаете ли себя успешным ученым?
Ученые долго что-то создают, но потом появляются уникальные вещи, которые могут всех просто озолотить. Это вам не лес или нефть продавать! А что касается успешности – я с удовольствием хожу на работу, неплохо зарабатываю. Наверное, это и есть составляющие успеха любого человека. Не только ученого.
Смотрите также:
- Академик Ж. Алфёров: «Кампания, которая 20 лет ведётся против Российской академии наук, не затихает» →
- Физика рака. Лев Кротов рассказал, будут ли людям вживлять бочипы →
- Науке нужна движуха! Тогда вернутся из-за границы наши учёные →