Выйти на след. Следователь на пенсии рассказала об особенностях профессии

Елена Максимова всю жизнь работала в следствии. © / Лариса Садыкова / АиФ

Тяжкие преступления, к сожалению, совершают часто. Чтобы поймать преступника и довести дело до суда, порой требуются месяцы, а то и годы.

   
   

В этом процессе участвует множество сотрудников правоохранительных органов – участковые, оперуполномоченные уголовного розыска, криминалисты и другие специалисты. Не пропадёт ли труд этих людей даром и восторжествует ли правосудие, зависит от следователя, который ведёт уголовное дело. О том, в каких условиях работают следователи, какие преступления самые тяжёлые и надо ли доверять присяжным важную миссию в правосудии, читайте в материале «АиФ-Прикамье».

Жизнь как уголовная хроника

ДОСЬЕ
Елена Максимова. Родилась в 1960 году в г. Серове Свердловской обл. В 1970 году переехала в Соликамск. Сразу после школы она пришла работать в прокуратуру секретарём, затем поступила в Пермский государственный университет на юридический факультет. После окончания учёбы в 1984 году вернулась в прокуратуру. Там, поработав полгода стажёром, приступила к расследованиям тяжких и особо тяжких преступлений – изнасилований и убийств. В 2007 году расследование таких преступлений передали Следственному комитету России, и на пенсию в 2011 году Елена Николаевна уходила из него. Хобби – краеведение, коллекционирование стеклянных мышек и прыжки с парашютом. Мечтает создать музей СКР. Не замужем. Сыну 30 лет, есть две внучки-двойняшки.
Елена Максимова почти всю свою трудовую биографию расследовала в Соликамске тяжкие и особо тяжкие преступления – убийства, изнасилования и т.п.

Она расследовала много громких преступлений. Под руководством нынешнего руководителя Следственного управления СКР по Пермскому краю Сергея Сарапульцева работала по делу «соликамского стрелка». За 17 лет он расстрелял семь человек. И только одного из них – «по личным мотивам». Все остальные жертвы были сотрудниками милиции и охранных предприятий, их преступник расстрелял в надежде завладеть их табельным оружием. Поймать серийного убийцу было сложно: он тщательно готовился к преступлениям и почти не оставлял следов. Суд вынес максимальное наказание – пожизненное лишение свободы в колонии особого режима.

Главные этапы своей жизни отставной следователь припоминает по таким уголовным делам. В её фотоальбоме не найти снимков с пышными букетами, подаренными на день рождения. Вместо них – фотографии, сделанные во время осмотров мест происшествий.

Хотела стать археологом

Лариса Садыкова, «АиФ-Прикамье»: – Вы с детства хотели стать следователем?

Елена Максимова: Как раз нет. Меня привлекали другие интересные профессии. Сначала хотела стать археологом, потом – искусствоведом. Но мама говорила: «Что это за профессии?», и советовала выбрать что-то другое. Возможно, повлияло то, что у одной из моих подруг папа был прокурором. Уже в школе было какое-то представление о профессии юриста. Ну и романтические советские фильмы о работе милиции внесли свою лепту. 

   
   

– Хорошо помните своё первое дело?

– Да, этого не забыть. В лесу обнаружили труп. Задержали подозреваемого. Когда я его допрашивала, вдруг он попросил закурить. Я ответила, что нельзя курить в кабинете. «Выйдите и покурите», – сказала я тогда. Он вышел и… сбежал с допроса. К вечеру его, конечно, задержали, но больше я такого не допускала.

– Вас наказали за это?

– Нет, отнеслись с пониманием. Мне повезло – вокруг всегда были умные и адекватные руководители и коллеги.

Дело мясника

– Вам когда-нибудь угрожали подследственные?

– Такого не припомню, но был случай, когда подозреваемый сильно меня напугал. Это было по делу «соликамского мясника». Умерла женщина. В её доме на поминки после похорон пришло много людей. Когда вечер, как говорят, исчерпал себя, несколько гостей уходить не хотели, требовали продолжения застолья. Хозяин дома сначала пытался их выпроводить словами, но не получалось. На следующее утро тёща пришла проверить, как себя чувствует зять, накануне похоронивший супругу. Она вошла в дом и увидела несколько трупов с рублеными ранами. От этого ужаса у неё прихватило сердце, и она умерла.

Дело передали мне для расследования. Мы повезли задержанного хозяина дома на место преступления. В помещение сначала зашли сотрудники полиции и осмотрели, нет ли где оружия или других опасных предметов. Потом вошли все остальные участники следственного эксперимента и мы с подозреваемым. И вдруг он выхватил откуда-то с печи сечку для рубки капусты и замахнулся в мою сторону. В этот момент конвоир схватил его за руку и, возможно, спас мне жизнь.

– Какие дела для вас были самыми сложными?

– Это преступления, где потерпевшие – дети. Они даже не столько сложны при расследовании, а тяжелы эмоционально. К примеру, в 2000 году было такое преступление: мама ушла на работу, а её дочь одиннадцати лет осталась дома одна. В дверь позвонили, она открыла. Школьницу нашли задушенной. А из квартиры всего-то украли мелкие вещи да продукты из холодильника. И самое страшное, что убили ребёнка такие же девочки, только чуть постарше. Причём одна из них училась на юриста в колледже. Когда осматривали место происшествия, я впервые увидела, как наш прокурор, уединившись, закурил. Я же после этого дела ушла на пенсию. Правда, через год мне предложили вернуться, и я снова вышла на работу.

Оправдывают виновных?

– Следователи, которые занимались тяжкими преступлениями в советское время, и те, что приходят работать сейчас, чем-то отличаются по профессиональным и человеческим качествам?

– У нынешних молодых больше амбиций, что, наверное, и правильно. Но при этом некоторым из них немного недостаёт человечности. Мне кажется, в юридических вузах сейчас нужен специальный курс, где следователей бы учили этике общения с людьми.

– Вы совершали ошибки? По вашим уголовным делам, например, могли осудить невиновного?

– Ошибки, наверно, были. Но чтобы невиновного осудили – такого не было. Во всяком случае, всё время, что я работала, надзор за следствием был очень строгим. Да и суд возвращал дела на доследования, если считал, что вина не доказана. У меня было на расследовании дело: двое мужчин вместе выпивали, а потом одного из них нашли убитым. Уверенность в вине второго была полная, но суд счёл, что доказать это не удалось, и его отпустили.

– Что вы думаете о нашей судебной системе?

– Меня очень удивило, что в 2003 году в России появился суд присяжных. Они же участвуют в судебных процессах по тяжким преступлениям. Но при этом эти заседатели владеют знаниями только на уровне обывателей. Но им дали право выносить вердикт, который судья в конечном итоге вынужден подтвердить.

– То есть участие присяжных увеличивает вероятность судебной ошибки?

– Судите сами. У меня было дело о нескольких эпизодах изнасилования. На скамье подсудимых оказался мужчина, которого обвиняли в том, что он несколько раз насиловал падчерицу. Судебно-медицинская экспертиза факты изнасилования подтвердила, вину злоумышленника мы доказали. Но присяжные его оправдали, и мужчину отпустили. Он уехал в другой регион и там снова совершил подобное преступление. Но уже с убийством. Поэтому я не понимаю, почему особо тяжкие преступления отдали на откуп непрофессионалам.

– Получается, даже если следователь и прокурор уверены, что вина доказана, они вынуждены мириться с оправдательным приговором присяжных?

– В таких случаях они ищут в рамках закона возможность изменить ситуацию, чтобы дело направили на пересмотр. Но это удаётся не всегда.

Смотрите также: