Зачем художнику математика? Ксения Перетрухина о «Иоланте» и месте счастья

В Пермском театре оперы и балета состоялась последняя премьера сезона – опера Чайковского «Иоланта» в постановке режиссёра Марата Гацалова, дирижёра Артёма Абашева и художника Ксении Перетрухиной.

Вместо обычного костюмного действа в роскошных средневековых антуражах в пермской постановке минимум выразительных средств. Но при этом они исключительно точны. Спектакль решён в чёрном и белом цветах. Только в сцене страсти главных героев всё пространство окрашивается алым. И в финале, в момент прозрения Иоланты, красное солнце на заднике режет глаза контровым светом, разрушая её иллюзорный мир голубок и роз.

Что вдохновило художника взяться за постановку «Иоланты»? С чем связан её переход из современного искусства в театр? Почему нынешнее время нельзя назвать временем однозначности? Об этом рассказала театральный художник Ксения Перетрухина, один из самых ярких идеологов театра, возникшего на волне «новой драмы» начала XXI века.

Остров культуры

Вера Шуваева, «АиФ-Прикамье»: Ксения, какие эмоции подарила премьера «Иоланты»?

Ксения Перетрухина: Незабываемый момент, когда Василий Ладюк с его «Матильдой» заставил зал кричать «Бис!» На какое-то время действие замерло. Но появилось ощущение: что бы ни произошло дальше - повторение этой арии или продолжение спектакля, - это волшебно! Да и таких оваций, какие были на поклонах, я не слышала в своей жизни никогда. Простое театральное счастье.

- А что послужило стимулом браться за эту работу?

- С постановками Марата Гацалова связаны одни из самых существенных моих сценографических работ. Было очень приятно, что он меня позвал. И, безусловно, вдохновляло то, что это – опера. Тот мир, из которого я не хочу сейчас никуда уходить. «Иоланта» уже шестая опера для меня как театрального художника.

В операх совершенно другое соотнесение сценографии с остальными элементами спектакля. Если в драме ты работаешь с режиссёрской идеей, то здесь  можешь работать напрямую с музыкой. Условно говоря, драма – это растение, которое мы выращиваем совместно, а опера – конструктор, состоящий из отдельно созданных частей.

- Любовь к опере у вас с детства?

- Нет. Я не из музыкальной семьи. Правда, папа, очень одарённый инженерно человек, любил слушать классическую музыку. И даже заставлял маму, усаживая её на стул в той точке комнаты, где музыка, по его словам, работает правильно. От папы у меня остались эти пластинки. Иногда ставила их потом - просто от нечего делать. Хотя чем дольше живёшь, тем закономернее твоя жизнь собирается в некий пазл. В него входит всё, ничего не остаётся за бортом.

В нашей семье огромное место, в прямом и переносном смысле, занимала литература. Две тысячи книг в двухкомнатной хрущёвке! На кухне был крошечный раскладной столик: я ем – мама мне читает, потом – наоборот. Остров культуры, который мне достался. Мама читала постоянно. Типичная история советской интеллигенции, где физики – немножко лирики. Мама была геологом с блестящим умом математика. И то, что в школе я хорошо выучила математику, тоже важно, конечно.

- Почему?

- Это знания, к которым я всегда апеллирую. Они принципиально важны для моего мышления. Кстати, училась я в ближнем Подмосковье, в обычной сельской школе. Но мне повезло на двух необыкновенных учительниц математики.

В театр - с манифестом

- В Перми вы работаете не впервые: уже оформляли оперу Cantos в Пермском оперном и спектакль «Пермские боги» на «Сцене-Молот».

- Ещё была «Камилла» - перформанс по биографии Камиллы Клодель, возлюбленной и ученицы Огюста Родена, на Дягилевском фестивале-2018. А первый раз я приезжала в ваш город в 2000 г. с проектом «Пермь-2000», вместе с Андреем Бартеневым. Тогда ещё как художник современного искусства.

- Что подтолкнуло вас к переходу из совриска в театр?

- На самом деле театр давно был мне интересен. Но в качестве образования я не очень логично выбрала киноведческий факультет ВГИКа. Писала сценарии, снимала кино. Потом занялась современным искусством. А 15 лет назад меня совершенно потрясло то, что делал Михаил Угаров в Театр.doc. Я поняла, что в современной драматургии произошла революция. Благодаря технологии вербатим значительно изменилась актёрская школа. Режиссура – в меньшей степени. А вот в художественном плане не изменилось ничего. И мне показалось важным приложить практики современного искусства ко всем этим революционным вещам. Словом, я пришла в театр практически с манифестом.

- Его главная идея?

- Освободить сценографическое решение от обслуживания текста. Сделать его пространством свободного выражения смысла.

- Поэтому в «Иоланте», например, у вас нет белых и красных роз, как обычно в замке короля Рене, а есть просто розы. И привычного замка тоже нет.

- Да. Потому что в идеальном, целостном мире Иоланты смысл предмета равен самому предмету. В нём розы – это розы. Как минималист, я работаю с небольшим набором фактур и приёмов, оттачиваю их. О матрице из роз мечтала давно. И тут наконец свою мечту осуществила. Причём эта декорация для меня в какой-то степени прорывная – имею в виду принцип существования в ней актёров.

- К сожалению, немалая часть зрителей любые эксперименты в театре принимает в штыки.

- Моё искусство не заходит так глубоко в зону раздражения. Не бьёт никого по щекам. Мне важен диалог со зрителями. Важно, чтобы среди них происходил диалог поколений. Делать спектакль для каких-то узких специалистов – такого желания у меня нет.

Хотя несколько лет моей художественной практики прошло в очень острых экспериментах. Были спектакли, где зрителям предлагалась сложная игра. Предлагалась свобода. Те эксперименты были необходимы. Но они оказались настолько разрушительными для меня самой, что я поставила их на паузу.

Диалог на равных

- Многое зависит от того, что понимать под словом «свобода». И не только в искусстве.

- Согласна. Сегодня вообще не время однозначначности. Концепция иерархии, где есть единственный верный смысл, меняется на концепцию разнообразия. В ней нет «лучше» и «хуже», а есть разное. Уметь по-другому – не врождённое умение. Это как умение плавать, к примеру. Человек может уметь плавать, но этому нужно учиться. Так же нужно учиться и другим коммуникативным схемам. Я убеждена, что в современном мире мы можем позволить себе гораздо больше автономии, чем предоставляется нам. И это сделает мир лучше.

- Что мешает?

- Авторитарное прошлое. В России эта ситуация выражена особенно ярко -из-за непережитости до сих пор крепостного права. Мы умеем две вещи: подчиняться и отдавать приказы. А больше всего нам необходимо умение разговаривать на равных. Способность к диалогу – это и есть наша автономия. Если мы можем из каких-то конфликтов выходить самостоятельно, то мы не подкачиваем власть, а приобретаем свободу решать что-то сами. И именно искусство – потрясающая платформа для того, чтобы что-то попробовать.

- Бывая  в Перми неоднократно, вы уже можете назвать здесь самые любимые свои места?

- Пермские боги в художественной галерее. В каждый приезд хожу их смотреть, и каждый раз испытываю потрясение. Люблю Каму. И, конечно, ваш оперный театр. Это настоящая жемчужина! Очень мало на свете таких потрясающих пространств с такой великолепной акустикой. А как он расположен на этой площади! Иду от гостиницы к театру, думаю о том, что предстоит сделать. Но вступаю на площадь - и сразу охватывает чувство космического везения. Это какое-то место счастья для меня.