Первый раз Ольга Романова приехала в Пермь за мужем, почти как декабристка. Его направили сюда по этапу - отбывать срок. В отличие от жён декабристов, Ольга не просто следовала за любимым, она боролась за его освобождение, потому что была уверена: обвинение заказное.
- Он был осуждён решением московского суда на восемь лет за преступление, совершённое неустановленными лицами в неустановленное время в неустановленном месте, - описывает Ольга обстоятельства дела.
Личное
Предприниматель Алексей Козлов занимался бизнесом и добросовестно голосовал на выборах за действующую власть, по крайней мере, в последние десять лет. В отличие от жены-журналистки, никогда не был, не состоял и не участвовал в политических партиях и объединениях, не являлся пропагандистом социальных идей. А потом у него возник коммерческий спор с партнёром по бизнесу. Тот был сенатором.
- Ничего не происходит с нами просто так. Мой муж неудачно выбрал партнёра по бизнесу. За эту ошибку он дорого заплатил и ещё платит, - говорит Ольга. - Но если ты оказался «там», не надо спрашивать «за что», спроси себя «для чего».
«АиФ-Пермь»: - В вашем случае уже ясно, для чего?
Ольга Романова: - Ещё не закончено. В марте мы выходим на приговор, всё сначала с первой инстанции, и на этот раз нас накажут очень строго. Очень. Потому что иначе надо будет сажать судей, следователей и прокуроров, а система своих не сдаст. Пусть возбуждено много дел по факту ложных свидетельских показаний, но главное для них - дать нам урок: не выступайте, всё равно сделаем как хотим и что хотим. Ну вот как на выборах. Мы живём с этим ощущением. Мы не уедем из страны, потому что дали подписку, а честное слово - это для нас важно. Я вошла в правление иностранной компании, муж как член моей семьи подпадает под защиту посольств, но мы не будем пользоваться, потому что это было бы отчасти признанием вины.
Он понимает, что, скорее всего, сядет, и, к моему изумлению, на это идёт. Я ужасно им горжусь, я думала, у меня обычный муж, а оказалось… Откуда же узнать, войны-то нет, хотя разве это не война? Я не знаю, что нужно сделать, чтобы одна часть людей перестала сажать другую часть: своих соседей, одноклассников, знакомых, товарищей по клубу.
Русь сидящая
«АиФ-Пермь»: - Ваша организация носит такое название официально?
О.Р.: - Мы сознательно остаёмся неформальным сообществом, потому что стоит зарегистрировать, тут нас и закроют. А так - просто приходят женщины, приходят братья, отцы. Мужья - нет, они за своих не борются. За три года был один. Я не осуждаю, просто - факт. К сожалению, приходится выбирать: спасать детей или мужа, жену, оказавшихся «там». Если выбираешь того, кто «там», не остаётся сил на себя, на семью и на работу. Борьба становится твоей работой.
«АиФ-Пермь»: - Есть результат?
О.Р.: - За три года у нас восемь освободившихся, первый вышел в мае. Сейчас уже десять. Один - пермский. Мы делали всё, чтобы шантажировать власть своими сидящими, про кого точно знаем, что состава преступления нет.
Я как-то спросила у следователя, как по его мнению, будет через десять лет, будут ли знакомясь люди спрашивать: по какой статье вы сидели в нулевые? Ах, не сидели? Странно! Следователь ответил: через десять лет сядут все.
От первого царя
О.Р.:- Я начала писать работу «Русская тюрьма. Опыт свободы». Это бесконечно: каждое новое поколение власти плодит своих кровных заключённых, а следующее поколение их канонизирует.
О.Р.:- Ну что я вам говорю! Вы - представитель места, где географически всё началось. Первая русская политическая тюрьма - яма в Ныробе. Ныробским крестьянам тогда уже было понятно, что узника надо кормить, даже рискуя жизнью. Опричники интуитивно знали, что узника надо гнобить. И с тех пор ничего не изменилось!
«АиФ-Пермь»: - Тяжело сознавать, что ГУЛАГ в его тотальном экономическом воплощении также начался у нас, с Красновишерска и Березников.
О.Р.:- Но если говорить о самом первом политзаключённом, то это был Максим Грек. Он в Перми не сидел. Его освободил Иван Грозный, первый русский царь. А знаете, замечено, нет хорошей русской биографии без тюрьмы. Того, что происходит с нами, с Россией и тюрьмой, нет нигде. Возможно, потому, что мы, в отличие от других стран, неоднократно пропускали исторический момент под названием люстрация. Де Голль за одну ночь снял всех судей и запретил им заниматься юридической деятельностью. Набрал случайных, в общем-то, людей и выстроил систему заново. И это оказалось лучше. В России пропустили политическую люстрацию, профессиональную. Если бы мы поменяли тех, кто стрелял в людей в 40-х, 50-х, 60-х, сажал в психушки в 70-х, наверняка не случилось бы то, что просто запрещено в других странах, а именно - тайная полиция, пришедшая к власти.
За это - признательна
Интересующийся творчеством Ольги Романовой не может не заметить ту трогательную ноту, с которой она, жена заключённого, говорит об обитателях пермской глубинки, гражданских и даже рядовых сотрудниках ИТК. Причина не только в профессиональной добросовестной наблюдательности. Мужа, как оказалось, здесь, в Перми, на зоне должны были убить. Известны исполнитель и даже сумма, выплаченная за реализацию заказа. Дело такое верное, что справку выписали заранее. В январе 2011 года судья в городе Лондоне, в тексте решения по одному из коммерческих споров, уже написал, опираясь на подшитую в дело справку, что Алексей Козлов убит на пермской зоне. Но мы-то знаем, что муж Ольги жив. Его сберегли на пермской зоне.
Кстати, известная журналистка уверена, что милосердие крестьян, кормивших ныробского узника, передаётся нам, пермякам, из поколения в поколение генетически.
Бывший заключённый рассказал о продажности пермской службы исполнения наказаний 
Связаны одной цепью. Почему Пермь сейчас невозможно отделить от всего мира. 
Молодому человеку, убившему своего насильника, дали 5 лет