Трагедий обернулось празднование дня рождения школьницы в Байкальске Иркутской области. Подвыпивший 17-летний парень напал на своих знакомых в разгар застолья. В итоге погибли пять человек, ещё четверо получили ранения. В соцсетях массово обсуждают этот случай. Старшее поколение неодобрительно замечает: «А вот в наше время такого не было». Чем отличаются современные подростки от тех, что жили в 10 и 20 лет назад? Как трансформировались их интересы? Об этом рассказала Ольга Кудрицкая, прошедшая путь от инспектора ПДН до заместителя начальника Управления участковых уполномоченных милиции и подразделений по делам несовершеннолетних ГУ МВД России по Пермскому краю.
Тот же учитель, только в погонах
Ирина Вервильская, «АиФ-Прикамье»: Как вы попали в профессию?
Ольга Кудрицкая: Это произошло случайно. Я не мечтала об этой профессии. Была инженером и даже не предполагала, что однажды стану работать в правоохранительных органах. Но наступили 90-е. Я лишилась сначала одной работы, затем второй. Однажды знакомый спросил меня: «Оля, у тебя ведь есть педагогическое образование? Может быть, тебе пойти работать инспектором ПДН? В Индустриальном районе нехватка кадров, там очень ждут людей». А я как раз окончила классический университет по специальности «географ-преподаватель» и подумала: «Почему бы и нет? Ведь инспектор ПДН – это тот же учитель, только в погонах». В отделе милиции меня встретила Любовь Пенчукова – начальник подразделения. Меня приняли на работу. Если честно, я думала, что пробуду инспектором ПДН год-два, а потом сменю деятельность. Но в итоге работа затянула на 29 лет!
– С какими задачами вы столкнулись?
– Поначалу мне казалось, что Пермь – это большой и благополучный город, где все вопросы, касающиеся молодёжи, решаются легко. На самом же деле всё было иначе. Я увидела, что есть серьёзные проблемы, поняла, что прежнее моё восприятие мира не отражает реальной действительности. В 90-е годы начался рассвет токсикомании в подростковой среде. Это пагубное пристрастие коснулось и совсем ещё детей. Я глубоко переживала. Пришлось переосмыслить свою жизненную позицию и ситуацию в целом. Это было очень сложно. Я старалась понять, как решить проблему. Пришла к тому, что надо искать особые слова и подходы к молодёжи, начала действовать, веря, что спасение даже одного подростка – это уже большая победа. Шаг за шагом я вникала в профессию, были взлёты и падения, радость и разочарование. Иногда хотелось просто сдаться и уйти, но я понимала, что на кону жизни маленьких пермяков, которых я не могу оставить.
– Какие ещё проблемы были актуальны для молодёжи в те годы?
– Во время экономического кризиса, который подкосил страну в 90-е, многие потеряли работу. Целые семьи остались без средств к существованию, родителям нечем было кормить детей. Это толкало людей, и в том числе подростков, на воровство. Помню, была целая волна краж автомагнитол. Дети 12-14 лет занимались этим массово. Когда наступала ночь, у них начинался некий забег. А утром в милицию сыпались заявления о кражах. К нам в отдел приходили сотрудники уголовного розыска, чтобы выяснить, причастны ли наши подопечные. Часто дети говорили, что пошли на преступление, чтобы поддержать маму, у которой нет денег, купить еды для младшего брата или сестрёнки. Конечно, было очень жалко детишек. Как их наказывать, когда дома нечего есть?
– Как вы поступали в таких ситуациях?
– Во-первых, старались решить проблему на стадии профилактики, объясняли подросткам, чем чревато воровство. Но нельзя просто ругать их или читать нотации. Должен быть особый подход. Старались общаться строго, но по-доброму, обеспечить занятость ребят в секциях и кружках, привлечь к полезной деятельности. Конечно, действовала и система наказания, когда приходилось выходить в суд, который мог поместить ребёнка в центр временного содержания на 30 суток, чтобы тот почувствовал, что такое изоляция и жизнь без семьи, привычного круга общения, когда нельзя свободно выйти на улицу.
Использовали и меры воздействия на родителей, которые не занимались воспитанием детей. На пап и мам составляли административные протоколы. Многие из них до этого не интересовались, чем занимаются дети, где они проводят время. Другой серьёзной проблемой, связанной с отсутствием контакта с родителями, были побеги из дома. Вся инспекция в таких случаях поднималась на ноги. Многие дети потом признавались, что ушли, чтобы заставить родителей переживать. А мы обыскивали чердаки, подвалы, заброшенные здания, обходили всех родственников, друзей, знакомых.
Время другое, а проблемы те же?
– Как вы считаете, у нынешних подростков меньше проблем?
– Думаю, ситуация усугубилась. Сегодня жизненное пространство многих детей можно описать тремя словами: гаджет, мессенджер, аккаунт. Живого общения практически нет. Подростки погружены в телефоны. Общаются через соцсети, даже когда сидят рядом. Часто нет контакта с родителями.
Сегодня жизненное пространство многих детей можно описать тремя словами: гаджет, мессенджер, аккаунт. Живого общения практически нет. Подростки погружены в телефоны. Общаются через соцсети, даже когда сидят рядом.
– Как менялась молодёжь, пока вы работали в МВД?
– В нулевые годы дети стали не столь дружны, перестали заниматься какими-то полезными вещами. Изменилась система ценностей. Появилось желание выделиться в плохом смысле. Общение меж собой у подростков превратилось в некое состязание: кто совершит поступок хуже - у того и больше авторитет. Со временем эти тенденции усугублялись. Подростки стали считать, что их возвышают в глазах окружающих воровство и пребывание в детской колонии, которую сравнивали с зоной (хотя условия для детей были хорошие). Возвращается ребёнок из «заключения», а его все считают героем и слушают, раскрыв рты. Реальность извращалась.
– Какие подростки сейчас?
– Мне кажется, что много пассивных детей. Они не интересуются тем, что происходит в стране, за её пределами. Подростки не умеют делать какие-то вещи, которые умели их сверстники раньше. Они не понимают ценности выполненной самостоятельно работы, образования. Многие спрашивают родителей: «А зачем мне школа? Зачем мне учиться? Я хочу быть курьером, буду пиццу разносить». Хорошо, что хотя бы работать хотят, а не воровать. У многих подростков нет своего мнения. Они привыкли, что за них думают родители, и не хотят созидать. В этом плане многие отстают от тех ребят, которые были в 90-е.
– В чём причина таких метаморфоз?
– У нас «провалилось» семейное воспитание, начиная с момента, когда детям следует читать «терем-теремок, кто в тереме живёт». Им не объясняют, что такое хорошо и что такое плохо. Родители заняты зарабатыванием денег и не общаются с детьми, надеясь на школу. Но туда ребёнок ходит для того, чтобы получать знания. Семью ничто не заменит. То же самое можно сказать об общественном воспитании, когда дети что-то делают совместно.
Что делать?
– Как повлиять на ситуацию?
– Во-первых, у нас достаточно неплохое законодательство. Нужно просто работать в его рамках. Взять для примера хоть 120-й федеральный закон, объединивший все субъекты системы профилактики. Также следует помнить, что инспектор ПДН – не только педагог в погонах. Он ещё и аналитик, который должен уметь прогнозировать рост и снижение преступности. Он должен действовать в тесной связке с социальными педагогами школ, органами опеки и соцзащиты. Главное, чтобы времени хватало (а оно часто в дефиците, есть и нехватка кадров).
– Что вы посоветует родителям?
– Общаться с детьми. Не иногда, а каждый день. Чем больше общения, тем больше взаимопонимания. Говорить можно на любые темы: начиная от выбора кроссовок и заканчивая оценками и отношениями со сверстниками. Не хотите, чтобы ребёнок целый день сидел с телефоном? Предложите альтернативное интересное занятие. Семья – это наше всё.
«Мы в шоке». Студенток заставили отчитываться перед вузом о половой жизни 
Подобрать ключик. Почему подростки становятся «трудными» и что делать 
Утром сдал ОГЭ, а вечером скончался. Отец и сын погибли в ДТП в Прикамье 
Уволили по статье. В Перми учительница музыки избила ученика на лестнице 
Дразнят из-за роста. История школьницы, которую не принимают одноклассники