Алеше было 4 месяца, когда жизнь его матери полетела под откос. В детской консультации медсестра буднично сообщила, что ребенок - "медицинский брак" (при родовспоможении ему свернули шею). Потребовала отказаться от малыша здесь и сейчас: "Зачем Вам урод? Через год здорового родите".
Лариса бросилась с бедой к самому близкому человеку - мужу. Не сомневалась: его покоробит сама мысль о том, что можно бросить младенца. Муж осторожно погладил вздрагивающие плечи Ларисы. И ласково, очень ласково начал говорить. О том, что их горячо любимый, долгожданный сын Алешка... просто овощ. Что ребенку будет не так уж плохо на попечении государства.
Но больше всего ранил Ларису тот же довод, которым "утешала" бесцеремонная медсестра: "Через годик родим здорового ребенка". Лариса резко сбросила с плеч потные мужские руки и бросила ему в лицо: "Мне легче поменять мужа, чем сына".
Муж собрал свои вещи и ушел. Навсегда.
Когда лечит... жестокость
Что чувствует женщина, которая час назад была красивой, любимой, счастливой - и у которой мгновенно рушится целая жизнь?
Мягкая, миниатюрная Лариса проснулась жесткой, двужильной, железной. На лице остались одни глазищи - снедаемые огнем, совершенно сухие. Она так и не смогла больше заплакать - все последующие 14 лет.
Первым делом нужно было поставить точный диагноз сыну. Врачи терялись: похоже на детский церебральный паралич, но случай не совсем типичный (ребенок, вопреки канонам, не слабоумен). Возиться с "нетипичным" больным не очень-то и хотелось. Перепихивали из кабинета в кабинет. Поняв, что зря теряет на больницы время, Лариса зарылась в тома медицинской литературы. Теперь она знала о ДЦП (детском церебральном параличе) больше многих врачей. И стала действовать - жестко, беспощадно - по отношению к себе и к своему ребенку.
Что такое ДЦП? Это нестерпимая боль. Маленький человечек, орущий от боли сутки напролет. Почему так "перекручивает" этих больных? Сигнал из мозга проводится слабо - мышцы не слушаются, перестают работать. От бездействия они ссыхаются - и человек становится малоподвижной "закорючкой". Не бывать тому - решила Лариса. Своего орущего от боли младенца она заставляла "вкалывать" часами. Сжимать и разжимать пальцы. Двигать руками-ногами. Терпеть постоянный массаж. Произносить членораздельно звуки. В полтора года ребенок начал ходить! Но все испортили врачи: поставили прививку от полиемиелита. А ведь это смертельно опасно: вакцинный вирус нападает на и без того пораженную нервную систему... Алешка тогда еле выжил. И нужно было начинать все с нуля.
Женщины во дворе шушукались и роптали: "жестокая" мамаша принуждала своего полуторагодовалого малыша, у которого не работает вся правая часть тела, совершать многочасовые прогулки - через слезы, истерики, пот, боль.
Как они выжили материально? Каким-то чудом. Лариса несколько раз оказывалась без работы: попадала под сокращение. Пенсию по инвалидности так и не начисляли: по-прежнему не был уточнен диагноз.
К трем годам малыш мог стоять без поддержки. Хорошо говорил. Но открылась трещина в бедренной кости. В результате - гипс на полгода. И Алеша снова разучился ходить.
Едва срослась кость, обнаружились нарушения тазобедренного сустава. Врачи предложили кость сломать и жестко вогнать "на место". Будет ли ребенок после этого ходить? Маме честно ответили: нет. Зачем же операция? Хирург дружески улыбнулся:
- В этом случае одна нога станет короче другой не на 4, а на 2 см; к тому же, на неходячего ребенка вы сможете получать пенсию по инвалидности всю оставшуюся жизнь.
Мать выскочила из больницы как ошпаренная. "Резать" сына категорически запретила...
Она освоила систему Дикуля, йогу, дыхательные упражнения Рейке и еще кучу оздоровительных методик. Горячо молилась в церкви. Ведь не зря говорят, что молитвами матери можно достать ребенка хоть со дна моря.
В семь лет Алеша удивил врачей: хорошо написал все школьные тесты. По уровню умственного развития был готов даже к гимназийному обучению. В 12 лет с него сняли все диагнозы. Сегодня, в четырнадцать, он мало чем отличается от своих одногодков. Плавает в бассейне, танцует хип-хоп, разбирается в компьютерах. Стал "звездой" школьной самодеятельности. Летом в школьном лагере был командиром отряда. Ребята из совета школы относятся к нему, как к равному. Его любят, к нему тянутся, у него много друзей.
- Раньше я плакать не могла, а теперь вот слезы появились, - говорит Лариса. - Такое впечатление, что долго-долго была в заключении, и вдруг получила амнистию. В этом году Алеша впервые пошел без меня в школу. Как вам объяснить, что это такое... Понимаете, мы больше не "бесплатное приложение" друг к другу. Он может быть самостоятельным - без "подпорки", без "обслуги"... Жить бы и радоваться. А я... Я не умею жить нормальной жизнью. Я не знаю, как обращаться со здоровым ребенком.
Травля
Казалось бы, финал у этой истории радужный. Ребенок здоров. Все остальные горести меркнут перед этим огромным счастьем.
Почему же по-прежнему столько боли в глазах Ларисы? Почему у Алешки при упоминании о школе глаза становятся, как у побитого щенка?
Вот строки из заявления Ларисы N.:
"Учительница начальных классов невзлюбила моего сына с первого класса. Заявляла, что Алеша неполноценный, что он может быть опасен для окружающих. Что он может быть заразен. В начале 2-го класса мой сын был избит председателем родительского комитета школы - в присутствии классного руководителя. Капитану милиции, проводившему расследование, классный руководитель заявила, что во время инцидента не присутствовала (копия отказа прилагается). На внутришкольном разбирательстве она факт избиения и свое присутствие при этом подтвердила. Завуч попросила нас не давать дальнейшего хода делу, пообещав контролировать ситуацию. После разбирательств Алеша подвергался систематическим нападкам со стороны классного руководителя (физическому и моральному унижению). Однажды было экстренно созвано родительское собрание. Моего сына обвинили в том, что он избил 8 человек. Сказать такое про ребенка, который еле ходит и у которого нет сил руку поднять - не то что кого-то ударить... Выяснилось, что дети устроили кучу малу, а вину свалили на Алешу.
В третьем классе обучение проходило спокойно (был другой классный руководитель).
В следующем году отдельные учителя начали провоцировать одноклассников на травлю Алеши (драки происходили на уроках рисования и английского в присутствии учителей). Эти преподаватели отказывались пускать Алексея на уроки, объясняя тем, что ребенок может быть заразным. Школа вынуждала нас перевести сына на домашнее обучение. В конце концов мы согласились.
К занятиям ребенок приступил только 13 октября, т.к. не было составлено расписание. Учитель английского языка не приступала к своим обязанностям до конца второй четверти. Пропущенные часы отработаны не были, а сами уроки длились 15-20 минут - все это объяснялось тем, что "уроду" английский не нужен. В течение года в полном объеме проводились только уроки русского, литературы и математики. Все остальные - по 10-15 минут во время перемены.
Мы отказались от домашнего обучения. Ребенок снова стал посещать школу. Ситуация с преподавателями не изменилась. Все работы по черчению, рисованию и истории ребенок сдавал завучам. Преподаватели этих предметов пускали ребенка на уроки по своему усмотрению: хочу - пущу, не хочу - не пущу.
Весь период обучения (с 1-го по 8-й классы) сопровождается еженедельными вызовами меня и ребенка в учебную часть, где вместо разговоров об учебе начинаются выяснения его "нормальности - ненормальности", "заразности - незаразности", а заканчиваются разговоры тем, что сын все равно останется на второй год. В прошлом учебном году я отказалась являться по вызовам в школу, так как тема разговоров остается неизменной. В ответ начинаются бесконечные звонки домой, добавились визиты социального педагога. Такая нервозная обстановка на протяжении всех учебных лет сказывается на успеваемости и на моральном состоянии ребенка".
Больным нет места в нашем мире?
Передо мной - милая интеллигентная женщина: директор школы, в которой учится Алеша. Она вовсе не жаждет крови. По всем формальным показателям давно могла бы оставить "трудного ученика" на второй год. Ведь учеба у Алеши (особенно после года домашнего обучения) изрядно запущена. Однако директору совсем не хочется ломать жизнь ребенку. Она давно уже пытается пригласить его маму на разговор - договориться о пересдачах. Но Лариса приходить отказывается: разуверилась найти в школьных баталиях какой-либо компромисс.
Беседую с ребятами, с учителями Алеши. Все отмечают, что он добрый, хороший, открытый человечек. Но в школе ему трудно. Дает знать о себе болезнь. У него низкая скорость письма и рассеянное внимание. Не до конца восстановилась нервная система: он быстро утомляется, может легко вспылить или разразиться слезами, неожиданно встать и уйти - надерзить, взбрыкнуть. Нынешний классный руководитель, по всеобщему признанию, - умница, душевная и покладистая, с Алешкой носится как с писаной торбой.
- Я преклоняюсь перед матерью Алеши, - говорит директор школы. - Она выходила своего ребенка, научилась его защищать. Алексей привык чувствовать мамино плечо. Но в какой-то момент стал ею прикрываться. Он уяснил, что "всегда прав", что его "защитят". И перестал воспринимать критику, не приучен трудиться. Обвиняет в своих неудачах кого угодно, только не себя. Да и мама не идет на контакт...
У каждого из участников этой истории - своя правда. Можно понять обиду Ларисы: это Алешка, "вкалывающий" с рождения и до сих пор просиживающий за уроками гораздо дольше сверстников, - не приучен трудиться? Это она, Лариса, не пыталась за все эти годы установить с педагогами контакт?
Можно понять и учителей, предъявляющих стандартные требования к ученику и с недоумением воспринимающих "отклонения" "нетипичного" ребенка. Ну не принято в наших школах делать скидки на болезнь.
Школа - всего лишь слепок общества. А в нашем обществе, если ты серьезно болен, ты изгой - это ни для кого не секрет. Это на Западе инвалиды спокойно появляются в общественных местах: все продумано для их комфорта и спокойствия. Это на Западе дети с ограниченными возможностями учатся вместе со здоровыми в обычных школах, по индивидуальным программам. И к каждому ребенку найдется "ключик": его подыщут специалисты-дефектологи. В наших общеобразовательных школах таких специалистов нет. И некому распутать сложнейший узел недоразумений, взаимных непониманий, обид - неизбежный в случаях с нестандартными, не совсем здоровыми детьми.
При посредничестве редакции между школой и семьей Ларисы N. наметился диалог, достигнуты договоренности. Надолго ли?..
Смотрите также:
- Узурпатор с младенцем.Почему нельзя отдавать детей отцам. →
- Отец Борис: «В государстве самое дорогое - его народ» →
- ЦИРКУЛЬ - лучше фамилии для директора школы не найти →