О благотворительности мы поговорили с врачом-реаниматологом пермского краевого перинатального центра Григорием Кулижниковым.
Этой весной Григорий впервые помог 17-летней Алисе, подопечной фонда «Дедморозим». Тяжелобольная девушка три года провела в детской реанимации на аппарате ИВЛ. К совершеннолетию её нужно было переводить во взрослую больницу. Григорий с коллегами совершил настоящее чудо: помог Алисе не переехать в другую больницу, а вернуться домой, в родные стены. И сейчас постоянно курирует её. После этого случая врач от Бога тесно связал свою судьбу с благотворительным фондом и безвозмездно помогает неизлечимо больным детям улучшать качество их жизни.
Жизнь рядом с родными?
Алёна Овчинникова, «АиФ-Прикамье»: Почему важно, чтобы неизлечимо больные дети находились дома, а не в больничных стенах?
Во-вторых, дома и стены помогают. И у ребят есть возможность постоянно общаться с родными, а не те полчаса, которые маме удаётся выкроить, чтобы навестить ребёнка в больнице. Есть у нас и такие дети на ИВЛ, которых родители научились мыть в ванной. В реанимации этого, естественно, не получилось бы.
В-третьих, как бы горько это ни звучало, этот ребёнок в любом случае будет умирать. Другой вопрос, произойдёт это в реанимации или дома.
- А родители не боятся брать на себя ответственность за жизнь тяжелобольного ребёнка?
- Есть разные родители. Одни специально оборудовали машину как реанимацию и возят своего ребёнка купаться на море. Другие действительно не готовы к тому, чтобы ухаживать в домашних условиях. Но если у них есть большое желание, то мы обучаем их всем медицинским нюансам, помогаем перевозить сына или дочку домой, а потом консультируем. В этом и есть основная эффективность паллиативной помощи фонда «Дедморозим».
Продолжил династию
- Почему ваш выбор пал именно на медицину? Расскажите о своей основной работе.
- О том, что стану врачом, я знал ещё в детстве. В медицине работали мои отец и дед. После школы были учёба в медакадемии и практика в детской поликлинике. Правда, зарплата у участкового педиатра не перекрывала даже расходов на памперсы, поэтому с декабря 2011-го - со дня открытия краевого перинатального центра – я пришёл туда работать анестезиологом-реаниматологом.
- Ваша профессия связана с жизнью и смертью. Детская реанимация - это не только победы, но и поражения. Помните ли их? Что самое тяжёлое в таких случаях? И сложно ли к этому привыкнуть?
- Конечно, я всё помню. Первый раз ребёночек умирал у нас в самом начале работы перинатального центра. Он появился на свет весом 600 г. Мы лечили его несколько дней, но понимали, что всё идёт к финалу. Ребёнок умирал, не отвечая на лечение. После того как его не стало, родители готовы были растерзать меня. И, пожалуй, самое тяжёлое в нашей профессии - это найти правильные слова, чтобы поговорить с родителями. Поэтому, работая в реанимации, доктора и медсёстры быстро выгорают, становятся чёрствыми, жёсткими, конкретными: «Да. Нет. Следующий…» Но качество оказания медпомощи от этого, поверьте, не страдает. Каждую смерть мы переживаем как личную трагедию. Поэтому когда однажды за одну тяжёлую смену я сделал всё, что мог, а у меня умерли два ребёнка, я долго не мог прийти в себя. Сложно передать словами, что я после этого чувствовал.
Чёткая организация
- На помощь подопечным из фонда «Дедморозим» вы тратите своё личное время. У вас есть семья?
- Да, есть. Жена и двое сыновей трёх и восьми лет. Мы любим проводить время вместе: собирать конструктор, играть в футбол и хоккей, читать перед сном книжки. Недавно в свой выходной я помогал тяжелобольному ребёнку с ДЦП. Провёл у него дома три часа: собирал электроотсос, разъяснял маме, как его включать. В итоге пришёл домой поздно. Жена, конечно, понимает, но иногда обижается. Но я уже не смогу по-другому.
- Что заставляет вас оказывать помощь чужим детям?
- Помогать неизлечимо больным детям стало моим мировоззрением. Мало кто по своей воле желает связываться с человеческими страданиями, но когда при слове «больница» ты видишь полные страха и ужаса глаза неизлечимо больного ребёнка и знаешь, что попытаться вылечить от ОРВИ его можно дома, то разве я могу отвернуться и пройти мимо?
Это не требует от меня никаких вложений, кроме временных. Бывает, что от детей, которых я сопровождаю, отворачиваются участковые врачи: «У вас ребёнок стационарный!» А мы вызываем на дом бригаду из частной лаборатории и по результатам анализов корректируем лечение.
Успеть всё мне помогает чёткая организация: своё время трачу разумно. Чтобы не мотаться на другой конец города для обычной консультации, я пользуюсь Skype и Viber. Картинка на мониторе отображает многие нюансы: как дышит ребёнок, какой у него носогубный треугольник. Этих мелочей бывает достаточно, чтобы скорректировать лечение или понять, что нужно всё бросать и бежать к больному сразу же. Родителям всегда даю задание завести блокнот и записывать все возникающие вопросы.
- Сколько детей вы сейчас сопровождаете?
- На аппаратах ИВЛ у меня четыре ребёнка, ещё пять дышат сами. И ещё более тридцати нуждаются в паллиативной помощи. И я искренне уверен, что этим детям обязательно нужно помогать, ведь в стационарах они не прожили бы столько.
Смотрите также:
- Дмитрий Жебелев: Через пять лет Пермский край станет раем для детей →
- Особенная няня. Как в Перми работают больничные мамы →
- Урок быть мамой →