Солженицын в Перми. Степан Александрович выдержал бой

День памяти – 30 октября – выдался хмурым и пасмурным. Шел мелкий снег. Дул ветер. Было холодно. 

Так получилось, что к мемориалу на Егошихинском кладбище – пяти бетонным столбам, увенчанным сверху венком из колючей проволоки – я подошел лишь к моменту, когда Татьяна Марголина (уполномоченный по правам человека в Пермском крае) уже заканчивала свою речь.

Рядом стоял губернатор. Рядом стоял Солженицын. Сын Солженицына – легенды русской литературы. Но… Татьяна Ивановна говорила первой. Наверно, как женщина.

Следом выступил губернатор. Олег Анатольевич говорил в несвойственной для него манере – коротко и ясно. Суть сказанного сводилась к тому, что до тех пор, пока в сознании людей будет сидеть сверхидея, что власть должна решать за них все вопросы – нести полноту ответственности за их, граждан, поступки, никто и никогда не сможет ее контролировать. Люди сами не знают чего хотят – как будто говорил губернатор – хотят сохранять за собой все права, и в то же время не нести ни за что никакой личной ответственности. Дескать, пусть власть все решает. А как «все решает» власть – мы слишком хорошо понимаем – миллионы безвинно порабощенных, убитых – репрессированных людей. Вот что бывает тогда, когда народ не контролирует власть.

Губернатор, как мне показалось, был искренне грустен. Он напомнил, что в Пермь в свое время были сосланы его родственники. Когда он возлагал к монументу красные гвоздики, казалось, делал это не как чиновник, не как политик, а просто как человек.

За губернатором выступил Солженицын. Степан. Сын Александра Исаевича. Молодой, скромный и слегка бородатый. Пожалуй, чуть-чуть застенчивый. Он говорил о фонде, который помогал во времена совка политзаключенным. О том, что тех, кто принимал участие в его работе – советские власти безжалостно сажали. Совсем ни за что. Даже не за политику. А только за помощь тем, кто уже пострадал. Он чем-то напоминал своего отца. Но чем-то очень неуловимым.

Слово взял депутат ЗС Илья Шулькин. Тот самый, что едет в Китай. Наверное, будет учить китайцев бузить супротив их, китайских, силовиков. Конечно, шучу. Сделай он так в Китае, его, сдается мне, приковав предварительно цепями к площади Тянь-Ань-Мынь (или как там она) показательно, под всенародную телетрансляцию, переедут танком. Шулькин втирал, что фраза, что, дескать, история кого-то чему-то учит – полная чушь. Чу-у-у-шь! Никого она ничему не учит. А дело все в совести. В том – есть она или нет. В том, что ГУФСИН – это государство в государстве, в том, что силовики вконец оборзели и останавливаться не собираются. Хоть в целом, был краток. За что ему и спасибо.

  За ним выступал Алексей Грибанов. Вот уж не знаю, каким местом врач по образованию, депутат гордумы и владелец управляющей компании по призванию, имеет отношение к правозащитной тусовке. Но оказалось что имеет. Наверно, по факту своего пиара.

Потом выступали… о господи!... потом стало холодно. А выступали потом какие-то немецкие волонтеры. Зачем они на этом мероприятии – для меня загадка. Но Александр Калих – глава местного «Мемориала» - очень уж их нахваливал. Вообще – немецкие волонтеры, как оказалось – хорошие ребята. Надо было видеть, как искренне они помогали нашим пенсионерам садиться в автобусы, а затем подниматься по ступеням в КДЦ! Никакая российская молодежь так к своим старикам не относится. Вот вам и немцы. Было видно, что для них – не помочь старикам – это дико.

Так что, какие претензии к мальчикам и девочкам из Германии. Но митинг почему-то пошел таким образом, что волонтеры выступали больше, чем губернатор, Марголина, депутаты и сын Александра Исаевича вместе взятые. Зачем – непонятно. Каждый из них рассказывал о себе, о том, где он учился, что закончил, и выдавал еще много, на мой взгляд, ненужной и неинтересной собравшейся на кладбище и мерзнувшей на холодном ветру аудитории информации. Неужели банальный пиар? Грустно.

После возлагали венки. К монументу жертв памяти политических репрессий. Меня тронуло. Я был рад, что в нашей провинции остались еще люди, помнящие о прошлом. Пенсионеры, в основном. Но боже ж мой! Я стоял, курил, и видел вокруг себя лица. В нелепых шляпах, в длинных пальто, со старомодными зонтиками. Все эти лица объединяло одно. Я даже сначала не разобрал что именно. Потом понял – интеллигентность. Меня окружали интеллигенты. Человек сто пятьдесят-двести. Не больше. Все почти старики.

После возложения венков все сели в автобусы и двинулись в КДЦ (культурно-деловой центр). Там была выставка фотографий и книг, посвященная жизни и творчеству Солженицына. К радости для себя, увидел, увеличенные в десятки раз фотографии из старых изданий, из ссылки его в Кок-Терек. Те, что висели в моем кабинете с начала девяностых годов.

Со словом выступил его сын Александра Исаевича Степан. Кстати, он был в компании очаровательной невесты. Скромный. Искренний. Грустный. Это мои впечатления.

Жаль, что на выставку пришли какие-то отморозки. Трое в возрасте, один молодой. Молодой – коротко стриженный в черной одежде – кричал, что «Солженицын – отстой». А пожилые – они мне показались знакомыми – если не подводит память, работники ГУФСИН на пенсии – лагерные вертухаи, как бы, пожалуй, назвал их Александр Исаевич, хлопали его по плечу и явно поддерживали. Смотреть и слышать это все было мерзко. Но, к чести организаторов выставки – Татьяна Курсина (исполнительнрый директор Пермь-36) была там же – никто не вызвал ни милицию, ни охрану. Свобода мнений – прежде всего.

Степан Солженицын внимания на них старался не обращать. Вообще, он стоически выдерживал и издевательства журналистов, просивших (а затем, видя его покладистость, обнаглевших и требовавших уже) встать там и там, пройтись туда и сюда.

Невеста его улыбалась.

Смотрите также:

• Джанго Эдвардс: «Пермские женщины красивые, но мрачные» →
• Вкус проигрыша.Кризис среднего возраста Гоши Куценко →
• Цена пермской справедливости →