Щебетание лесных птиц на рассвете, загадочные звуки древней пармы…
Молодая студентка консерватории много лет назад впервые услышала, как в коми-пермяцкой деревне три пожилые женщины играют на связке тоненьких трубочек. И этот звук изменил её жизнь. Так началось сорокалетнее исследование древнего инструмента, который сегодня почти исчез из быта.
О пöлянах — коми-пермяцких флейтах — мы поговорили с этномузыковедом Надеждой Жулановой.
Мурашки по коже от музыки
Марина Сизова, АиФ-Прикамье: Надежда Ильинична, помните момент, когда вы впервые услышали пöляны?
Надежда Жуланова: Как сейчас! Первая моя экспедиция. Третий курс консерватории. 1982 год. Кочёвский район Коми-Пермяцкого округа, село Юксеево, где мы впервые услышали игру замечательных пöлянисток — сестёр Сизовых (Антониды, Елены и Ираиды). Мне невероятно повезло, что я познакомилась с ними в самом начале своей исследовательской работы.
Когда они заиграли, у меня мурашки по коже побежали! Это был совершенно необычный, завораживающий звук — что-то светлое, лёгкое, звонкое! Какое-то бестелесное звучание. Архаика. Звуковое облако, где каждая трубка вела свою партию, а вместе они создавали удивительную полифонию!
— Как бы вы описали этот звук человеку, который никогда его не слышал?
— Представьте раннее утро в тайге, когда просыпаются птицы. Вот эта многоголосая перекличка, где каждый голос самостоятелен, но вместе они создают гармонию. Или шум дождя в лесу. В архаичных наигрышах слышна загадка.
Поздний слой наигрышей более «приземлённый»: это частушки, песенные и плясовые мелодии. Здесь пöляны адаптировались к новым формам, но их изначальная суть — в древних, медитативных звучаниях.
— Такие флейты существуют только у коми-пермяков?
— Пöляны относятся к типу многоствольных флейт — как флейта Пана, знакомая нам по античной культуре. В живом виде такие инструменты сохранились лишь в некоторых местах земного шара — у народов Полинезии и Меланезии, Центральной Африки, Южной Америки или у горных племён Вьетнама.
Но наши северные пöляны звучат особенно. Коми — самый северный очаг распространения многоствольных флейт в Европе.
Флейты Пана по коми-пермяцки
— Как устроен сам инструмент?
— Я исследовала все возможные модификации на территории расселения коми-пермяков. На первый взгляд, инструмент выглядит просто — набор трубочек разной длины. Но в архаичной традиции именно детали определяют суть.
У коми-пермяков эти трубочки полузакрытые: нижняя часть закрыта естественным суставом — перегородкой, а верхняя часть открыта и может иметь разный по форме срез, в который вдувают воздух. Делают их обычно из полых стеблей местных дикорастущих зонтичных растений. Используется несколько разновидностей. Их народные коми-пермяцкие названия — зорагум, пикан.
Раньше, как мне рассказывали в экспедициях, в качестве стволов могли служить крупные перья крыльев водоплавающих птиц — лебедей или гусей, крупные стебли ржаной соломы, а как показывают археологические находки, возможны были и косточки водоплавающих птиц.
— Трубки раскладываются как пасьянс?
— Коми-пермяцкие пöляны никогда не скреплялись — это принципиально. Сейчас на сценах порой используют инструменты со скреплёнными трубочками, но это не аутентичный вариант. В традиции каждая исполнительница свободно переставляла трубочки, подбирая нужный набор для конкретного наигрыша. Это как живой музыкальный конструктор — состав инструмента менялся в зависимости от того, что хотели сыграть.
— Из скольких трубочек, как правило, складывается коми-пермяцкая флейта?
— Всё зависит от того, кто играет и где. У одной исполнительницы может быть от двух до одиннадцати трубочек. А в исключительных случаях — и двенадцать. Такой редкий набор был только у сестёр Сизовых — и это уже высший уровень, виртуозность.
Если играют ансамблем, то у каждой, как правило, две-три трубочки — этого хватает для создания гармоничного звукового полотна. А вот для сольной игры нужно больше — от шести трубочек. Чем больше, тем богаче мелодическая палитра и сложнее полифоническая ткань.
— Они имели отличия на разных территориях?
— Ещё как различались! И по размеру, и по форме. На юге округа, например, в Юсьвинском районе, играли на длинных, довольно толстых трубках с косым или серпообразным срезом. Они могли быть длиной от пальцев до локтя. У таких флейт слышен не только основной тон, но и лёгкие призвуки — обертоны, звучание получается особенно богатым, многослойным.
— А на севере?
— А вот на севере (в Кочёвском, Косинском, Гайнском районах) коми-пермяки использовали совсем другие пöляны: тонкие, более короткие, лёгкие, с прямым срезом. Именно такие были у сестёр Сизовых.
Есть и промежуточный вариант — в центральной части Гайнского района встречались дудки среднего размера: не такие длинные, как на юге, и не такие миниатюрные, как на севере. У каждой территории — своя звуковая палитра.
Женский инструмент
— Кто играл на пöлянах?
— У коми-пермяков пöляны — это исключительно женский инструмент. За все годы экспедиций мне лишь однажды довелось встретить мужчину с многоствольной флейтой в руках — в одной из деревень Косинского района. Но к тому моменту живая традиция игры уже давно угасла. Этот мужчина был просто наблюдательный и хорошо всё запоминал — он демонстрировал нам, как когда-то играли женщины в его деревне. То есть сам он не был носителем традиции, а, скорее, её свидетелем. В активной, живой культуре мужчины на пöлянах никогда не играли.
— Почему?
— У них были свои духовые инструменты — одноствольные. Это в основном обертоновые травяные флейты вроде пиксанов или умры, а также флейты из веток деревьев со свистковым устройством — например, льöмöвый пиксан (черёмуховый свисток) или бадьпу пиксан (ивовый свисток). Мужчины также использовали охотничьи манки (имитируют звуки животных или птиц. — Авт.), пастушьи берестяные трубы, а позднее — гармонь.
— Инструменты делили на мужские и женские?
— Да, и очень строго! И эта дифференциация появлялась уже в подростковом возрасте: мальчики и девочки добрачного возраста играли каждый на «своих» инструментах. Это — одна из специфических черт культурной традиции.
— А зачем так разделяли?
— Учёные до сих пор ломают голову. Вот у русских соседей (Курская, Брянская, Калужская области и др.) были тоже очень похожие инструменты: кувиклы/кугиклы или дудки. И это тоже женские флейты. А в Грузии или Литве — примерно такие же, но уже мужские. Почему? До сих пор загадка.
— Отличалась ли игра юной девушки от женской?
— Безусловно. Поскольку пöляны сопровождали женщину почти на всём её жизненном пути, от детства до зрелости, существовали и возрастные различия в игре.
— Когда учились играть?
— Начинали учиться, как правило, в 6–8 лет, когда дети (на коми-перм. — «челядь») бегали вместе: мальчики и девочки играли и дудели во что попало. В этом возрасте границы между полами ещё были размыты. Позже начиналось естественное разделение: девочки брали на себя «женские» занятия — нянчили малышей, помогали по дому, на огороде, а мальчики уходили пасти скот, занимались «мужскими» делами. Именно в это время девочки начинали учиться играть на пöлянах, перенимая опыт у старших. Детская игра была простой, с элементарными наигрышами. Пöляны ведь только кажутся простыми — на самом деле они требуют серьёзного освоения и дыхательной техники.
— Раньше все девушки умели играть?
— Это было настолько распространено, что само умение играть на пöлянах становилось своеобразным маркером возраста: если ты девушка — ты играешь. К этому времени осваивали большую часть репертуара, но всё равно не весь.
— Почему женщины переставали играть, когда выходили замуж?
— Так было принято. Вышла замуж — игра закончилась. Дети, хозяйство, взрослая жизнь. Считалось, что пöляны — дело молодых, весёлых, сильных.
Только единичные, особенно талантливые продолжали — уже как признанные мастерицы. И их исполнение, конечно, резко отличалось от игры юных: более сложное, насыщенное, с полным набором наигрышей, с ярко выраженным индивидуальным стилем. Эти женщины пользовались особым уважением. Их приглашали на все значимые события — от деревенских праздников до завершения жатвы. По сути, это была своеобразная форма музыкальной профессионализации в традиционном обществе. На коми-пермяцком севере порой таких называли мастёрыми.
— Сейчас на пöлянах больше играют бабушки?
— Чтобы играть, нужно много воздуха, нужно сильное, упругое дыхание — почти как у кузнечных мехов. И те бабушки, которых мы записывали в экспедициях, нередко уже не могли полноценно играть. Чаще они демонстрировали то, что умели раньше, вспоминали. Жаловались нам: «Ой, девки, не могу уже. Дыхания нет. Не выходит звук». Поэтому нам, как своеобразным музыкальным археологам, приходилось восстанавливать традицию по обрывкам, по воспоминаниям, по жестам и объяснениям.
Но всё-таки нам посчастливилось застать настоящих мастериц — в Гайнском и Кочевском районах. Их исполнение отличалось по-настоящему высоким мастерством: сложные приёмы, быстрые темпы, богатая звуковая палитра, насыщенные созвучия. Это была уже другая ступень владения инструментом по сравнению с массовой девичьей игрой. Вот такая возрастная лестница от детской игры к зрелому мастерству и существовала в пöлянной традиции.
Голос травы
— Каждый инструмент обладал своим характером?
— Совершенно верно. Исполнительницы наделяли каждую трубку индивидуальностью: кыз с его басовитыми нотами был подобен степенному старцу, а тоненький вöсниджык» напоминал тонкий голос ребёнка. Лучшие флейты делали из зорагума — особого растения с удивительно звонкими стеблями. Сейчас его почти не найти, а ведь именно он придавал звуку ту самую полётность.
— Срок годности был ограничен?
— Большинство инструментов жили один сезон — сделали, поиграли, выбросили. Но настоящие мастёрые умели создавать «долгожителей» — при правильном хранении такие пöляны служили несколько лет. Помню, как одна исполнительница показывала нам свой инструмент пятилетней давности — для травяной флейты это настоящий рекорд.
— Когда звучали пöляны?
— Обычно от сенокоса до осени. Главным праздником был Ильин день, который даже называли «Пöлясян лун» («День, когда звучат пöляны»). Девчонки, конечно, не упускали случая поиграть и просто так — во время гуляний или в выходные. Но с первыми холодами флейты замолкали. До самых святок. Вот тогда-то, в долгие зимние вечера, когда молодёжь собиралась на посиделки, пöляны вновь оживали — теперь уже под песни да пляски.
Со временем строгие правила стали забываться. Из рук общины флейты перекочевали в семьи — играли, когда душа просила. А потом и вовсе вышли на сцену — как у знаменитых сестёр Сизовых. Так древняя традиция, сбросив путы запретов, нашла себе новую жизнь.
— Как вам музыканты объясняли, почему играют?
— Деревенские музыканты — носители живой традиции. Они воспринимают себя частью непрерывной цепи поколений, где знания передаются от матери к дочери. «Мы играем на пöлянах потому, что так делали наши матери и бабушки», — вот их главное объяснение. Но если спросить, какие чувства они вкладывают в музыку, ответить сложно даже самим исполнительницам. Мы можем понять это лишь косвенно, наблюдая ситуации, в которых звучали пöляны.
— А какие мотивы играли? Не только для развлечения же?
— Это далеко не просто музыка для праздников! Конечно, это и гуляния, пляски, торжества. Но были и другие, совсем иные моменты. Например, девушки часто собирались летними вечерами на берегу реки и играли «на воду». Отражённый звук плыл по речной глади в лучах заката. Это, скорее, медитация, отголосок древних ритуалов. Другая характерная ситуация — возвращение женщин с покоса или из ягодников. Усталые, они шли по лесной дороге и играли, чтобы снять усталость, поднять дух.
А одна исполнительница и вовсе просила сыграть на своих похоронах — для неё пöляны были чем-то сакральным. Можно сказать, что преобладали два типа настроений: весёлые плясовые мелодии и древние медитативные напевы.
Самое удивительное в пöлянах — это способность погружать в особое состояние, ощущение единения с природой, почти космической гармонии. Хотя в поздних наигрышах — частушках, плясовых — появлялись и лирические, и весёлые мотивы.
— Сохранились ли в народной памяти легенды, связанные с пöлянами?
— Особенно запомнились два сюжета. Первый — о «лебединых пöлянах», которые делали из перьев священной птицы. В этом был странный парадокс: лебедь был неприкосновенным (убивший птицу охотник считался проклятым, как и его потомство в нескольких поколениях), но при этом его перья шли на изготовление инструмента. Второй сюжет — сказка о говорящей дудке, выросшей на могиле убитой девушки. Оба предания подтверждают: в традиционном сознании пöляны были не просто инструментом — в них жила душа.
Последние ноты леса
— Где дольше всего сохранялась живая традиция игры на пöлянах?
— Если говорить о последних очагах живой традиции, то нужно выделить три ключевых места. Из южных районов — Юсьвинский округ (нижняя Иньва). Там традиция сохранялась вплоть до начала 2000-х годов. И северные районы — Кочёвский и Гайнский округа. Там существовали два особенно сильных центра. В Гайнском — это деревни по р. Лупье (Лупья, Сойга, Мысы, Конопля, Жемчужный). Эти отдалённые поселения дольше других сохраняли архаичные традиции, включая игру на пöлянах. Местные жители были настоящими хранителями культуры — статные, красивые люди, глубоко привязанные к своим корням. К сожалению, в хрущёвские времена эти деревни расселили, и носители традиции оказались разбросаны по разным посёлкам. В Кочёвском (с. Юксеево) — здесь до последнего играли знаменитые сёстры Сизовы, а впоследствии и их дети.
— А как передавалась эта традиция? Ведь играли без нот...
— Да, это полностью устная традиция. Обучение строилось на удивительном сочетании точности и свободы. С одной стороны, древние полифонические наигрыши требовали математической чёткости — малейшая ошибка могла разрушить всю сложную звуковую ткань. Для запоминания этих структур существовали особые слоговые формулы, не имевшие прямого перевода, но точно передававшие ритмический рисунок. С другой стороны, в частушках и плясовых допускалась импровизация подобно тому, как деревенский гармонист варьировал знакомые мотивы. Но главное — это живая передача от мастера к ученице, когда знания перетекали не через ноты, а через совместное музицирование.
— Вы сами пробовали играть на пöлянах?
— Да, конечно. В 80-90-е годы мне часто приходилось играть во время экспедиций. Когда исследователь занимает позицию не просто наблюдателя, а ученика, это открывает особые возможности. Исполнительницы охотно поправляли меня: «Ты играешь не так, нужно вот так». В таких ситуациях раскрываются тончайшие нюансы традиции. Бывали случаи, когда в отдалённых деревнях мы находили лишь одну исполнительницу, а для древних наигрышей требовался ансамбль. Тогда мне приходилось играть простейшие партии, оставляя сложные элементы местным мастерицам.
Сейчас я уже не выступаю как исполнитель, но консультирую московский ансамбль «Репей» под руководством Марины Крюковой. Они прекрасно исполняют музыку для многоствольных флейт, включая коми-пермяцкие наигрыши. Коллектив успешно выступал на Дягилевском фестивале в Перми и регулярно представляет эту музыку в Москве. Мне приятно помогать им в освоении тонкостей традиции.
— Есть ли у этой традиции будущее в современном мире? Где ей место? На сцене, в музее, в деревне?
— Изначальная, естественная среда для пöлян — это коми-пермяцкие деревни, где они веками рождались и звучали. Их подлинное место - среди лесов пармы, в живой деревенской традиции. Крайне важно сохранить их именно в этой исконной среде. Однако мы видим, как деревни пустеют, а вместе с ними угасает и традиция.
Если удастся возродить коми-пермяцкую деревню, а этого очень хотелось бы, тогда и пöляны обрели бы новое дыхание. Но пока этого не случилось, они должны жить в разных формах: как музейные экспонаты, сохраняющие память; как часть концертных программ фольклорных коллективов; как источник вдохновения для современных композиторов.
Пöляны могут звучать везде: и в театре, и на радио, и на телевидении. И, конечно, им должны обучаться маленькие жители Коми-Пермяцкого округа в школах, в домах культуры, в клубах.
— Что реально может помочь сохранить традицию игры на флейтах? Может ли традиционная культура выжить без поддержки?
— Прежде — да, могла. Исторически эта традиция существовала вне институциональных структур. Сегодня — нет. Современные реалии (миграция, урбанизация) разрушают естественную среду бытования фольклора. Поэтому нужны музыкальные школы, фольклорные коллективы, научная документация традиций. Но важно, чтобы поддержка не превращала живую традицию в музейный экспонат, а помогала ей развиваться, сохраняя свою аутентичность.
Подписывайтесь на АиФ в  MAX
|
