Дата 27 января 1944 года навсегда останется в памяти русского человека – это день полного освобождения Ленинграда от блокады немецко-фашистскими войсками.
Но с особым трепетом отмечают этот праздник те, кому судьба предписала пережить 872 дня бомбёжек, голода, смертей, отчаяния и надежды. Это было время, когда в зашторенных, промёрзших квартирах умирали дети и взрослые. Когда краюшка хлеба была дороже всего на свете. Когда город, несмотря ни на что, клялся, что враг не пройдёт.
Людей, которые сегодня могут рассказать нам о днях блокады, с каждым годом становится всё меньше. И поэтому любое их свидетельство сейчас на вес золота.
Что будет, то и будет
Клавдия Павловна Коновалова живёт в Кудымкаре. Когда началась война, ей было девять лет.
«Мы жили в селе Калищи, что под Ленинградом, – рассказывает она. – Лето 41-го было жаркое, мы на речку ходили, купались. Когда началась война, стали бомбить наше село: тут ведь была железнодорожная станция. Мы растерялись. Бабушка взяла меня за руку, и мы побежали к старой деревне, под мостом спрятались. Поначалу, конечно, страшно было, а потом привыкли. Когда начиналась бомбёжка, мы даже знали, какие наши самолёты, какие – немецкие. Фронт был в шести километрах от нас, бомбили часто. Но мы уже никуда не бегали, чтобы укрыться. У каждого дома была землянка – там все и прятались. Правда, приходилось спать в одежде. Окна были заклеены газетами, жили в темноте. Бабушка всегда говорила так: что будет, то и будет.
Кстати, чтобы уберечь от бомбёжек, она увезла нас, внуков, в Ленинград. Но вскоре папа позвонил и сказал, чтобы мы возвращались.
Было голодно. Хлеба давали по 125 г, у нас запасов никаких не было. Но наша бабушка – умница. Она перенесла голод в 1933 году и знала, как выжить. Стала сушить картофельную шелуху. Помню, на чердаке стоял большой сундук с этой шелухой.
Мои подружки часто приходили к нам домой, и мы говорили: «Вот была бы за 5 км буханка хлеба – мы бы побежали». Так хотелось кушать. Чтобы отвлечь нас от мыслей о еде, бабушка учила вязать: клубки даст, крючки. И мы плели плетёнку».
Время не вернуть
«Поскольку фронт был близко, нас должны были эвакуировать. Бабушка, узнав об этом, не выдержала – умерла. Она была сердечница, – продолжает вспоминать Клавдия Павловна. – Сказали, чтобы мы взяли с собой по 50 кг груза на человека. Мне тогда было 10, сестре – 15, младшей, Женечке, – годик. Папа на фронте был. Эвакуировали нас в Омскую область в июле – августе 42-го. Сначала везли на барже по Ладожскому озеру, а потом – в товарняке. Скамеек не было. Только солома на полу. Как прибыли, поселились на квартире. Мама меняла одежду, которую мы взяли с собой, на картошку. А потом она начала работать в колхозе – веяла зерно. Женщины, которые приехали с нами из Ленинграда, стали понемножку брать это зерно. Мама тоже. Но в какой-то день ей подсказали, что сегодня будут проверки. И мама спрятала его куда-то. Ей повезло. Многих тогда посадили за горсть зерна. Мама была хозяйственная – купила корову. Этим и спасались. Потом она устроилась в пекарню. Заведующая говорила: не воруйте, кусочек хлеба я вам дам. И давала.
Кстати, мама была мне не родная. Моя умерла, когда мне было год и четыре месяца. Она была из интеллигенции – работала на почте делопроизводителем. Папа – начальником отделения связи. После возвращения с фронта (он прошёл всю войну) работал там до пенсии.
Когда нам сказали о победе, больше всего мы обрадовались тому, что сможем вернуться домой. За нами приехал папа. Конечно, мы были рады ему. Но уже отвыкли от заботы и ласки. До войны, помню, заболеешь – он бежит: доченька, доченька. Тёплые были отношения. Как-то после войны покаталась на лыжах и слегла. И он вроде так же ко мне с любовью – «доченька». А мне уже не по себе. Уже потом, когда окончила техникум, приезжала домой, привозила подарки. Сейчас анализирую: почему так? И маму неродную вспоминаю: стеснялась её. А ведь надо было просто подойти, обнять её за плечи. И с папой так же. Часто вспоминаю, что сделала война, – и слёзы просто текут. Но время уже не вернуть».
Надо учиться, дочка
«После войны, в 1952 году, окончила Ленинградский финансово-кредитный техникум. С детства помню, как папа всегда говорил: «Надо учиться, дочка, техникум закончить». Хоть и трудно было, училась неплохо, и мне можно было даже в Ленинграде остаться. Но мы с подругами считали, что надо ехать в Молотов – промышленный город. И шестеро человек поехали в Молотовскую область. Направили меня сначала в Молотов, оттуда – в Кудымкар. Из Кудымкара (там уже было окружное управление сберкасс) направили в Гайны. Там я работала в сберкассе. Затем снова перевели в Кудымкар, где проработала до пенсии».