Андрей Николаевич пробыл в Перми всего день, но знает о ней гораздо больше любого горожанина. Опытным взглядом архитектора Балдин с первых минут определил настроение Перми, её «характер», мифологию и главных действующих лиц.
В своих книгах «Протяжение точки» и «Московские праздные дни» он совершает путешествие по маршрутам великих русских писателей. На географические широты писатель накладывает текст. И таким образом пространство становится трёхмерным.
Редакция «АиФ-Прикамье» предложила своему гостю совершить такое же путешествие, только по Перми.
Цивилизация с севера
- С какой стороны приятнее всего смотреть на город?
- Именно в Перми мне стали очень интересны «взгляды с небес». Оказалось, что у вас из домов пытались выложить слово «Сталин». Первая буква этого слова - здание по Сибирской, 30. Оказывается, один из районов расположен в форме цифры 50 как подарок к 50-летию советской власти. А в другом городе вашего края, в Чусовом, на горе из деревьев выложено число 100… И ещё много таких историй. Вот эти взгляды сверху на пространство для меня очень интересны. Пермь своеобразно и с некоторой свободой относится к пространству. Видимо, потому, что город относительно новый. Пермь монтирует его на свой лад. Широкие резкие линии, которыми разрезается пейзаж, - это непривычно для меня как для жителя города-«муравейника.
- Каков, по-вашему, архитектурный язык города?
- Это современный город. Хотя, безусловно, богат и исторической частью. Город творит сам себя, он амбициозен. Но для того, чтобы вписать его в исторический контекст, я должен посмотреть цепочку городов: с севера на юг. Потому что так здесь шла цивилизация: с севера, что само по себе любопытно. И Пермь - завершение этого движения.
- Проект, с которым вы приехали, называется «Большая книга - встречи в провинции». Таким образом, вы поехали в Пермь на «встречу в провинции», а прилетели в культурную столицу - именно так этот город себя позиционирует…
- Я думаю, Пермь обижается, когда её называют провинцией. Амбиции этого города известны очень хорошо. Но, как я понял, не всё «творчество», происходящее сейчас в Перми, устраивает этот город. И то, что она сопротивляется, очень интересно. Я думаю, она защищает какую-то другую столицу. Этот смысл нужно изъять из-под внешней истории с Музеем современного искусства и понять, что же это такое - культурные планы собственно Перми.
- Вы говорите о городе как о живом существе…
- Я - градостроитель. Вижу в городе не механизм, а организм. Это всегда живое существо со своим настроением, складывающимся из суммы настроений горожан. Для меня Пермь интересна ещё и в связи с историей Стефана Великопермского. Всем известна лишь первая часть этой истории - русские совершили экспедицию из Москвы до Усть-Вына. А вторую часть мне рассказали в Перми. И это удивило меня - у Перми есть свой взгляд на мир, своё понимание миссии территории. Как я понимаю, сейчас её отстаивает Алексей Иванов. Это интересный персонаж. Но нужно разобраться, не творит ли он сам какой-то новый миф. Я крайне сочувственно отношусь к мифотворчеству, потому что в основании города всегда лежит миф. И сейчас наиболее яркий мифотворец у вас - это Алексей Иванов. Но это лишь моё первое впечатление, во всей истории хотелось бы разобраться более тщательно.
- В своих произведениях большую роль вы уделяете тексту. Есть ли у Перми свой текст?
- Россия - это целый мир, не просто страна. Мир, в котором сплелись, срослись множество стран. У нас своеобразная карта и своеобразный русский текст. Он лежит неровно: с пропусками и разрывами. Пермский текст, несомненно, есть. «Пермь как текст» - очень интересный и занятный проект. Но нужно посмотреть на пермское мифотворчество ещё и с федерального уровня.
3D в литературе
- Плавно переходим к вашему творчеству… Пространство вы видите трёхмерным, и это отражено в ваших «литературных путешествиях». Выходит, формат 3D вам удалось перенести на страницы книги?
- Я ни в коем разе не вижу себя здесь первооткрывателем. Сейчас наш книгопарк должен обновиться. И в первую очередь это касается путевой литературы. В отличие от предыдущей эпохи, мы много путешествуем. И смотрим непредвзято на происходящее вокруг: вне России и внутри неё. Пока что это выливается в сложные метафизические опыты. Но я уверен, что такие книги появятся. Я сам занимаюсь этим уже более десяти лет. И рад, что жанр умного путешествия развивается. Среди его отцов-основателей были такие люди, как Николай Карамзин с его «Письмами русского путешественника», Александр Пушкин с «Путешествием в Арзрум». Но дальнейшего развития жанр не получил. У пространственно насыщенной литературы было яркое начало - об этом говорится в моей первой книге «Протяжение точки», но затем - а об этом уже речь идёт во второй книге - русская литература замкнулась в некоем самодостаточном бумажном глобусе. Например, Толстой - уже путешественник совершенно другого рода.
- Как вы полагаете, для массового читателя ваши произведения будут понятны?
- Пока нет. Сейчас это опыты философского плана. И то, что я стал финалистом престижного конкурса, - скорее, реакция эксперта. Он понимает, что обновление необходимо. Понимает, что литература как таковая занялась самоповтором. И поэтому он поддерживает новые предложения. Жанр не для массового читателя. Но думаю, что в его дальнейшем развитии появятся шедевры, которые уже станут понятны многим.
- Вы подразумеваете упрощение?
- Нет. Я подразумеваю путевые заметки хорошего качества. Думаю, у кого-то просто больше будет таланта, чем у архитектора. У меня же карта кубиком в голове складывается, очень макетно мыслю. Какие формы могут возникнуть у путевых заметок, пока не знаю. Мне бы со своей формой разобраться.
Playboy первым опубликует фрагмент последнего романа Набокова