Грани двух миров
«АиФ-Прикамье»: - В вашем творчестве очень много граней. А где граница между живописью и театром?
Юрий Лапшин: - Их не разделить, всё перемешано. Живопись в театре, театр в живописи… Сюжет всегда лежит внутри самой картины, но он размазан, не определён. Создан на уровне каких-то чувственных ощущений.
«АиФ-Прикамье»: - Но в какой момент рождается сюжет?
Ю.Л.: - Вот смотри, картина. На ней мужик, на меня похожий, и три женщины вокруг. Одну из них я увидел в трамвае, случился какой-то толчок, что-то сыграло внутри. Я пришёл в мастерскую, начал рисовать. Потом на картине стали появляться другие женщины – пусть себе живут. А получилось, что писал я эту работу почти 10 лет. На самом деле, толчок нужен далеко не всегда, просто в этот раз так вышло.
«АиФ-Прикамье»: - Театр всегда был консервативен. Ваши работы классическими не назовёшь… Как же их принимали?
Ю.Л.: - Я начинал в театре в 60-е годы, и с огромным трудом тогда воспринималось то, что я предлагал. Вот, например, пьеса «Яд», автором которой был Луначарский, нарком народного просвещения. Я изобразил храм изнутри. И «повесил» портреты Маркса и Ленина, как иконы. Партийная дама, которая принимала работу, подняла «хай», и даже села мимо стула. Но в итоге, всё же работу приняли.
«АиФ-Прикамье»: - И театр затянул…
Ю.Л.: - Театром я занимался беспрерывно двадцать лет. В Перми я был главным художником и ТЮЗа, и оперного театра. Везде поработал.
«АиФ-Прикамье»: - Тяжёлая доля?
Ю.Л.: - На мне лежала структура театра, начиная от инженерных работ и заканчивая костюмерными. Любой хороший театральный художник должен уметь и знать всё это. А когда я побывал на выставке «Пражская квадрианада», то понял – насколько мы отстали в плане технологий и финансов. Вот есть, к примеру, определённая сумма на спектакль, но это настолько мало, что делать приходилось буквально «из ничего».
В свободное плаванье
«АиФ-Прикамье»: - Однако с театром в итоге вы расстались…
Ю.Л.: - Да, но не окончательно. Я сделал декорации к опере «Мазепа» и посчитал, что это жуть какой позор. Не удовлетворила меня моя работа. Не сделал того, чего хотел, процентов на семьдесят. Опера – не моё. Я конфликтный, жёсткий – мне драматургия ближе. И тогда ушёл в Новый молодёжный театр. Сделали несколько спектаклей, с которыми проехали по всей Европе. Но причина ухода в другом. В 90-м году должна была состояться выставка театральных художников. Готовили её почти три года в Москве. И она сгорела.
Тяжёлый был момент. Во-первых, кучу людей взбаламутил на участие в ней. И потом – как будто часть жизни, часть тебя сгорела. Там были картины десятка пермских авторов, и только моих работ сорок штук. Эта выставка должна была быть после Москвы в Питере, а затем в Америке. И в тот момент я решил, что всё, хватит, ухожу.
«АиФ-Прикамье»: - В свободное плаванье…
Ю.Л.: - Театру надо служить. А свобода меня затянула. Есть разные художники. Один придумал себе, что он – гений. Сидит в мастерской, что-то пишет, изолирует себя, как монах. А надо выходить на улицу и встречаться с людьми, а они всякие. Влияют на тебя. Это как материал для актёра.
«АиФ-Прикамье»: - А вам, помимо людей, какой материал ближе?
Ю.Л.: - Работаю с любым, какой есть под рукой, но больше всего люблю акрил. В Америке его распробовал. Мы «похожи» с ним. Я работаю быстро – акрил тоже не требует специальной подготовки, прогрунтовки холста. Могу начать картину и враз её завершить. Именно завершить. А не закончить. Потому что у картины нет конца. Любое искусство - оно эфемерно. Поэтому у каждой работы может быть продолжение. Вот как «Жестокость» по произведениям Нилина. Венька Малышев погибает, но уходит в итоге к свету.
«АиФ-Прикамье»: - Не болеете после таких мрачных работ?
Ю.Л.: - Я, конечно, попадаю в какую-то кризисную ситуацию, но это не болезнь. Это просто тебе очень-очень плохо. Но лучшее лекарство от хандры или пьянства – это работа.
«АиФ-Прикамье»: - А тщеславие вам свойственно?
Ю.Л.: - Это в определённое время хочется известности. В зависимости от того, какие ты ставишь себе задачи. Мне же всегда хочется получить внутреннюю оценку. Никогда не бываю удовлетворён до конца тем, что делаю. Потому что знаю, что могу сделать лучше, интереснее.
Танки и «Русское. Бедное»
«АиФ-Прикамье»: - Вы родились в 41-м. Помните войну?
Ю.Л.: - Есть в семье такая история: как Юрик с фашистами воевал. Это был 1947-й год, жили в Орле пленные немцы. Один как-то пришёл к нам домой, бабушка ему дала что-то поесть. В это время я сидел и чертил циркулем окружности. Немец погладил меня по голове, потом вытащил свой стеклянный глаз и положил его на стол. И я подумал, что будет, если я по этому глазу циркулем?! И со всего маху ударил! Представляете, на нём ни одной царапины… Ещё помню, как освобождали Орёл, на танках Т-34. А потом я попал в Пермь, где делали эту технику.
«АиФ-Прикамье»: - Вы объездили полмира, не хотелось из Перми уехать навсегда?
Ю.Л.: - По-разному бывало, теперь уже поздно. Недавно вышел мой альбом репродукций «Годы странствий», где ясно видно, что главное не то, где ты живёшь, а меняешься ли ты сам.
«АиФ-Прикамье»: - А что вы думаете об изменениях в культурном пространстве города?
Ю.Л.: - Изменение – это движение вперёд и назад одновременно. Сейчас происходят вариации на тему того, что происходило в мире в двадцатые годы прошлого века. И всё то, что сейчас называется актуальным искусством востребовано потому, что оно сделано сегодня. Но это не значит, что оно лучше и интереснее того, что было сделано в прошлом. Это всё, в том числе и политтехнологии. Вспомним выставку «Русское. Бедное». С учётом того, за какие деньги это было сделано, оно по определению не может быть бедным. Я это делал 20 лет назад без всяких денег.
«АиФ-Прикамье»: - А сейчас откуда силы на творчество?
Ю.Л.: - Я просто знаю, что могу сделать больше. Вдохновение черпаю в себе и людях. А ещё стараюсь не хранить обиды.
ДОСЬЕ:
Юрий Лапшин, родился в 1941 г., в Орловской области. Окончил Орловский государственный педагогический институт по специальности «черчение, рисование, труд». Член Союза художников России. Женат, есть сын и внук.
В центре культуры им. Солдатова (Пермь) открыта выставка «Итоги и перспективы»