«Главное в жизни - покаяние». Как артист пермского балета стал монахом

Более двадцати лет в Свято-Успенском Святогорском монастыре, что в Пушкинских горах, живёт бывший солист Пермского театра оперы и балета Геннадий Судаков. Теперь он – отец Каллиник.

Побывав минувшей осенью в Пушкиногорье, корреспондент «АиФ-Прикамье» встретилась с любимцем балетоманов, блиставшим в 70-е на пермской сцене. Узнать в монахе с длинной седой бородой, опирающемся на палку, одного из самых ярких танцовщиков «золотой эпохи» Николая Боярчикова практически невозможно. Но такой свет струится из его глаз, столько тепла и искренности в каждом слове, что понимаешь: этот человек абсолютно на своём месте.

Как получилось, что в конце 90-х он ушёл из балета в монастырь? Почему крещение стало для него не просто обрядом? С какими чувствами он вспоминает сейчас Пермь и коллег по театру? Об этом и многом другом рассказал мантийный монах Святогорского монастыря Каллиник (Судаков).

Как вырастают крылья

Вера Шуваева, «АиФ-Прикамье»: Отец Каллиник, пермские любители балета и сегодня помнят созданные вами образы. Остроумного, лёгкого Труффальдино, насмешливого, но в то же время глубоко страдающего Меркуцио. И, конечно, неподражаемого Юродивого с его безжалостной, неподкупной правдой из «Царя Бориса».

Геннадий Судаков: Спасибо. Для меня роль Юродивого тоже самая дорогая. Удивительная вещь: вон в той светёлочке (показывает на одно из монастырских строений) раньше была библиотека. И именно здесь Пушкин, находившийся в Михайловской ссылке, писал «Бориса Годунова». Так всё совпало! Эту трагедию известный пушкинист Валентин Непомнящий называл самым православным драматическим произведением. Почему? Вся драматургия основана на монизме: и у Еврипида, и у Шекспира, и у Островского главный герой - единственный. А у Пушкина в «Годунове» героев двое: помимо Бориса это народ. И главное - там есть покаяние: народ кается, что выбрал на трон убийцу. Россия, действительно, каялась по этому поводу. И Господь простил: поднял её после бесславного периода на невероятную высоту.

- Покаяние важно и в обычной жизни?

- Смысл нашей жизни – спасение. А без покаяния оно невозможно. Сложно покаяться в своих грехах, но нужно. Если ты делаешь это – становишься другим человеком. У тебя просто крылья вырастают.

- Каким был ваш путь к вере?

- В 40 лет я решил креститься. Но мать моего друга, воцерковлённый человек, посоветовала: «Походи сначала на катехизисные курсы, а уж потом крестись. А то будешь, как многие, заходить в храм, ставить свечку – и всё». Я отнёсся к этому серьёзно, начал ходить на курсы. И вдруг понял, насколько мне это нужно. Ужаснулся, что был не крещён до сих пор. Юродивого в «Борисе» танцевал некрещённым!

- В тот период вы работали уже в Питере?

- Да, в Малом оперном, нынешнем Михайловском театре. Боярчиков как раз ставил там «Петербург» по мотивам романа Андрея Белого, где я танцевал Аблеухова-старшего. Так вышло, что из-за этих курсов вынужден был пропустить постановочную репетицию. Предупредил Николая Николаевича, пообещав, что всё выучу. Но какой балетмейстер это простит? И Аблеухова на премьере танцевал другой артист.

Дверь захлопнулась

- К уходу из балета вас подтолкнули какие-то проблемы в театре?

- Нет, всё складывалось в то время неплохо. Я окончил балетмейстерское отделение консерватории. Трудов было много, так как учился очно. А главное, опять стал ездить на гастроли. Десять лет до этого был невыездным.

- Почему?

- Я много гастролировал и с Пермским театром, и с Малым. А в 1980 году раз – и не выпускают. По два часа сидел на беседах в КГБ. Потом выяснилось, что ещё с Перми на меня имелась «телега». Куратор, который ездил с нами везде и таким другом прикидывался, якобы признался тогда: для отчёта им было нужно кого-то заложить.

Впервые после перерыва выехал только в 1990-м – в Америку, на гастроли с консерваторией. Через год снова полетел туда – изучать танец модерн. Незабываемая поездка! Научился совершенно иначе мыслить в танце. Позже на совместном вечере в Москве познакомился с Алексеем Ратманским. Ему очень понравился мой номер на музыку Шёнберга. И когда он пришёл в Большой театр, то несколько раз звонил мне – очевидно, хотел пригласить в свою команду. Приглашали также работать в Канаде. Но я был уже здесь, в монастыре.

- Кто благословил вас на этот шаг?

- Николай Гурьянов – один из самых почитаемых старцев, к которому ездил весь мир. Причём если раньше мои друзья, отправляясь к нему на остров Залит, звали меня с собой, я отказывался. Говорил: «Он же скажет: бросай балет. А как я могу его бросить?» Но незадолго до Пасхи в 1998-м стал чувствовать что-то не то. Приходил в театр, танцевал, но искусства в душе не было. Думал, после Пасхи это чувство пройдёт. Не проходило. И я понял: пора ехать. Когда ехал на Залит, уже знал, что еду за благословением, и понимал, каким оно будет. А вернувшись оттуда, собрал свои шмотки, ещё не высохшие после спектакля, бросил их в баул. И ушёл. Дверь за мной захлопнулась. Вот так резко.

- Не жалели об этом?

- Ни разу. Хотя монастырская жизнь очень трудная, это мой путь. Всё от Бога.

Тиран или царь № 1?

- Жизнь настоящего артиста, наверное, тоже не сахар?

- Конечно. Я уже тазобедренный сустав вставил новый, поэтому хожу с палкой. И только в ортопедической обуви – все стопы разбиты. Это последствие балетных нагрузок. Тем более что прыжок у меня всегда был лёгкий, стопами толкался.

Здесь другой труд – духовный. Верно сказал кто-то из старцев: монастырь – это пасхальное яичко снаружи, а внутри – колючий ёжик. Понимаете, можно жить тут, даже носить облачение – и не быть монахом. Надо молиться. А заставить себя молиться и монаху порой трудно, не говоря о простых людях. Я стал молиться, как только крестился. Так что Господь, думаю, привёл меня сюда не случайно.

- Вы смотрите тут телевизор?

- У меня планшет. Смотрю новости, иногда что-то балетное.

- И что впечатлило в последнее время?

- В восторге от «Русалочки» Ноймайера. Потому что духовных, содержательных балетов нынче почти нет. Боярчиков был редкостью. Все его спектакли основаны на великой литературе. Не каждому драматическому режиссёру удаётся поставить «Бориса Годунова», а он сделал потрясающий балет «Царь Борис».

- Воспоминания о Перми не отпускают?

- Ну что вы! Это моя альма-матер. Родное училище, театр. Юра Петухов не раз приезжал ко мне, он сейчас преподаёт в Вагановке. Галка Шляпина тоже бывает здесь. Вспоминаем театр, спектакли, нашу молодость.

- Слышала, что вы проводите экскурсии по монастырю.

- Да, получил благословение на это. Рассказываю о Пушкине, об Иване Грозном, по распоряжению которого был построен Успенский храм и открыт наш монастырь. Раньше я, как и все, считал Грозного тираном. Потому что читал Карамзина. А теперь уверен: он был великим русским царём, царём № 1. Не будь его – закончилась бы святая Русь. Об этом замечательно пишет известный публицист Валерий Ерчак в книге «Слово и дело Ивана Грозного». И митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычёв) много писал, за что подвергался критике либералов.

- А царь № 2 – кто, по-вашему?

- Если альфа самодержавия – Иван Грозный, то омега – Николай II. Удивительнейший царь. Как он любил Россию! Да и супруга его говорила: «Если нас сошлют куда-нибудь, будем там жить. Но Россию я не брошу». Царственные мученики – наши первые молитвенники.