COVID не стал менее убийственным. Пандемия глазами врача-реаниматолога

Реанимация ковидного отделения живёт по законам военного времени. Каждый день здесь – свидание со смертью.  Врачи отдают себе отчёт, что спасти всех не удастся. Но они настроены бороться до последнего.

Реаниматолог, инфекционист, заведующий отделением реанимации  клинической больницы Свердловского района Сергей Ляпустин – о противовирусном плацебо, тяжёлых буднях реанимации и о том, чем его удивил COVID.

«Зону COVID создавали с нуля»

Наталья Стерледева, «АиФ-Прикамье»: Сергей Борисович,  как изменилась нагрузка на врачей?

Сергей Ляпустин:  Нагрузка была всегда - и в доковидное время мы работали на две ставки.  К примеру, с утра до четырёх дня я – зав. отделением, потом  - дежурный реаниматолог. Но сейчас нагрузка на врача-реаниматолога в Перми увеличилась ещё в два раза. По стандарту он должен вести не больше шести человек, сейчас - минимум 12. 

Изначально у нас было нековидное учреждение. Весной мне позвонили из горбольницы № 7, отданной под COVID, попросили помочь. Там был роддом, анестезиологи никогда не работали с тяжёлой дыхательной недостаточностью. Мы поехали туда, почти с нуля стали организовывать реанимационное отделение. Тестировали аппараты ИВЛ, готовились к эпидемии.

В начале апреля стали принимать ковидных больных. Май и июнь были горячими. Больница была переполнена. В июле горбольницы № 3 и № 7 объединили в «КБ Свердловского района».  В августе больных стало чуть меньше. И вот сейчас, с конца сентября, началось резкое увеличение числа заболевших. С 9 октября мы открыли реанимацию на базе ГКБ № 3 для ковидных больных. А с 16 октября эта больница со всеми филиалами была полностью отдана под COVID. Больных значительно  больше, чем в мае и июне. 

Работаем мы в костюме. Потеем, худеем. Запотевают очки. Проблема спросить больного, как у него дела. Он тебя плохо слышит,  часто не понимает, кто ты.  Но главное - трудно выполнять тонкие манипуляции, а у нас в реанимации их много – катетеризация центральных вен, трахеостомия и пр.

 

- Чему научились врачи за месяцы борьбы с новой болезнью?

- Для меня она не совсем новая - уже был опыт работы с тяжёлыми респираторными патологиями. В 2008-2009 гг. к нам пришёл так называемый мексиканский грипп. В Перми тогда были больные с тяжёлой респираторной патологией, напоминающей коронавирус. И лечили мы их с применением искусственной вентиляции лёгких. Отличие в том, что грипп за неделю или сведёт в могилу, или больному станет лучше. А тут две, три недели, иногда дольше пациент может находиться в тяжёлом состоянии с неясным прогнозом. Зачастую ухудшение, требующее вентиляции лёгких, наступает на второй неделе. Это особенность ковид-инфекции.

Ещё одно отличие сегодняшней пандемии от эпидемии 2008-2009 гг. в том, что тогда был препарат, который снижал количество летальных исходов. В случае с COVID такого препарата  нет. Ни «Коронавир», созданный изначально в Японии, ни американский препарат, которым лечился Трамп, летальность глобально не снижают. У всех рекомендуемых лекарств сомнительная эффективность, на грани плацебо. Всё лечение по-прежнему упирается в поддержание жизни. Это долгая искусственная вентиляция лёгких - до месяца. Это профилактика осложнений (есть риск тромбозов). Это гормональные препараты, способные подавить воспалительную реакцию организма, порой неконтролируемую и опасную. И антибиотики – чтобы защитить пациента от бактериальной инфекции, которая накладывается на вирусную.

Фактор крови

- В статистике заболевших женщин всегда больше, чем мужчин.

- Может быть, но наряду с возрастом 65+ один из основных факторов летальности – мужской пол. Интересный факт: беременность при свином гриппе была безусловным фактором риска. А с коронавирусом такого нет. Летальных случаев среди беременных не больше, чем во всей популяции.

- Склонность к тромбозам – генетическая. Есть  анализ, который её выявляет. Есть ли взаимосвязь генетики с возможной смертностью от COVID?

- Может - да, может - нет. Тут нужны масштабные исследования на тысячах пациентов. Есть много предположений о том, что кто-то рискует больше, кто-то меньше. Но это лишь кулуарные разговоры. Наверное, все слышали про  I группу крови – якобы заболевших людей с такой группой меньше. Яркий пример: я переболел коронавирусом с пневмонией (у меня II группа крови). А моя жена не заболела. Анализы были отрицательные, клинических проявлений не было. У неё – I группа крови. Мы посмеялись по этому поводу, мол, живое свидетельство, что I группа неуязвима. Но коллеги, которые работают в COVID-отделениях больших больниц в России, говорят, что больных с первой группой тоже хватает.

- Как вы перенесли коронавирус?

- Был на больничном три недели, испытал довольно неприятные ощущения. Была изматывающая интоксикация.

- У вас семья врачей?

- Да, жена – врач невролог в краевой больнице. Тёща -  врач-офтальмолог. А мои родители далеки от медицины, мама – театральный деятель.

 

Всех не спасти

- Вы назвали ковидное время военным. Почему?

- Когда к нам приходят новые врачи и видят отделение, то первая реакция:  какой ужас, мы не привыкли работать с таким обилием больных. Я им говорю: вы успокойтесь, надо посмотреть на это глазами военного. Да, больных много. Из них какая-то часть, к сожалению, погибает. Надо бороться до последнего, но быть готовым ко всему. Ещё одна часть – пациенты, которые поправляются. И надо продолжать лечение. Есть ещё те, за кого ты борешься. Они требуют наибольших усилий. Это так называемая «сортировка» больных. Во время войны сортировка была на этапах эвакуации. Военный доктор понимал, что всех не спасти, поэтому надо концентрировать усилия на тех, для кого это наиболее эффективно.

- Каков процент смертности в реанимации?

- В начале пандемии американские специалисты, с которыми мы общались по скайпу, называли цифру: на ИВЛ выживают только 12 %. Нам бы хотелось, чтобы было больше. Но родных мы предупреждаем: на ИВЛ погибает большинство. Однако есть пациенты в Перми, которые были на ИВЛ две-три недели и поправились.

Врачам, которые работали в хирургических реанимациях, трудно привыкнуть к тому, что больной на ИВЛ находится не один-два дня, а очень длительное время. Нужен особый психологический настрой. Сейчас у меня в отделении реанимации на ИВЛ десять человек. И если ничего не случится, они будут на аппарате неделю, две, три. Это длительная борьба за жизнь, изменение параметров искусственной вентиляции лёгких, неоднократная смена антибиотиков, попытка отключения – тянет ли самостоятельное дыхание или нет. Тут доктор должен понимать: если больной на ИВЛ, то это надолго. Поэтому мы рано делаем трахеостомию, чтобы трубку поставить напрямую в трахею. Это правильно тактически, улучшает состояние пациента и немного увеличивает его шансы на жизнь. 

- В реанимации в основном пожилые люди?

- Сейчас из 12 человек у нас девять человек в возрасте 65 +. Но есть пациенты в возрасте 26, 49, 55 лет. Говорить, что это заболевание определённой возрастной категории, нельзя. Вот дети действительно значительно реже болеют тяжело. Поэтому сейчас детские реанимации стали принимать взрослых.

- Когда всё это закончится?

- На примере всех пандемий и эпидемий скажу: все они закончились через какое-то время. Есть два момента, от которых это зависит: популяционный иммунитет (когда переболеет половина земного шара, и мы к этому движемся семимильными шагами) и создание вакцин. Каждый год в марте ВОЗ делает прогноз по северному полушарию и готовит вакцину, которая будет защищать от разных штаммов гриппа. Думаю, через год или два нас будут прививать четырёхвалентной вакциной, в которую будет входить наряду с гриппами А, В и H1N1 и коронавирус.

- В чём вас разочаровал коронавирус?

- Я рассчитывал на жаркую погоду, потому что все респираторные вирусы исчезают в это время. Но с коронавирусом так не произошло. Второе  разочарование: все говорили, что вирус не стремится убивать. Популяционная цель у него – выжить, поэтому, переходя от особи к особи, он станет менее убийственным. Этого тоже не произошло.