В свои 88 лет Яков Григорьевич много путешествует, выпускает сборники своих стихов, шутит и вообще держит себя в форме. Очередную дату Дня Победы фронтовик отметит, прогуливаясь по Праге.
Осколок на память
– Хорошо помню тот день – 22 июня 1941 г. Проснулся утром под звуки военного марша «Если завтра война». Ну, думаю, бывает. Как обычно, встретились с другом, пошли гулять. А в полдень объявляют: началась война.
Все были глубоко убеждены: куда бы ни зашел враг, мы все равно победим. Завтра же наши будут в Берлине. Ведь как пели: «Врага разгромим малой кровью, могучим ударом!», «Красная армия всех сильней». И когда нам говорили: «Минск взят, Смоленск взят» – мы не верили. Никто и не думал, что будем отступать.
Жили мы тогда как раз под Смоленском, куда фашисты и направили один из самых мощных ударов. Так в 15 лет я принял боевое крещение. Сразу же попал на фронт, в самое горнило. Копал противотанковые рвы. Однажды утром смотрим: Смоленск-то горит. Жители в панике бегут с мешками-котомками, тащат детей, кричат: «Немец в городе уже!». А мы тут копаем…
Спасаясь, побежали по военной дороге на восток. Вдруг на нас сверху градом посыпались бомбы. Оглушительная стрельба, люди и лошади полегли, раненые стонут, кругом – трупы… Ой, не дай бог кому в 15-16 лет такое увидеть! Кто смог, выбрался к железной дороге. А там все пылает – пути от Смоленска до Ярцево в сплошном огне. Вдруг слышим – что-то свистит. Через мгновение – взрыв. Ничего понять не можем. К бомбежкам мы уже привыкли, а тут что-то новое. Оказалось, немцы десант высадили, и они по нам – из миномета.
Восемь километров бежали. С нами бок о бок эвакуированные из Минска и Бреста. Подошли к Ярцево – мост горит. Все – в обход, а мы, трое ребят, на горящий мост. Это нас и спасло. Те, кто кинулся в обход, попали под обстрел, – вспоминает военное лихолетье Яков Григорьевич.
Позднее его с родителями эвакуировали в Лысьву, потом семья переехала в Чердынь. Но в тылу 17-летний парнишка не усидел – ушел добровольцем в армию. Окончил Смоленское артиллерийское училище. А потом были кровопролитные бои и сильнейшее осколочное ранение в голову под Ригой. Четыре дня Яков с осколками в головном мозге ждал операции. Как позже выяснилось, извлекли их не все. Один остался. Так и сидит почти 70 лет.
Тяжелая работа
– Не верьте никогда тем, кто говорит, что мы ничего не боялись. Очень боялись. Бывало, попадешь под обстрел, лежишь и думаешь: если стукнет, то лучше уж совсем, а если ногу или руку оторвет, то хоть домой попадешь, – продолжает рассказ ветеран. – Помню, была артиллерийская подготовка, со всех сторон рвались снаряды, высунуться нельзя. Мы, прижавшись, сидели в окопах. И тут приказ: «Выйти». Выйти – значит, выскочить прямо под пули. Думаете, мы, мальчишки необстрелянные, сразу же выбежали? Как бы не так! Понадобилось крепкое русское словцо. С криком «Братья славяне, мать вашу!» выскочили, заняли немецкие окопы. Слышим, где-то забил миномет. Командир роты приказывает: «Подави». Высунулся, пытаюсь высмотреть через перекрестный огонь этот миномет. Тут снаряд как ахнет – и я уже ничего не помню.
На фронте тяжело было не только от бесконечных обстрелов и смертей, выматывали и походы. Ночь идешь, днем немного передохнешь и опять пешедралом. Все же на себе тянешь: оружие, боеприпасы, котомку. Ноги стерты, все в пузырях от мозолей. Война – это чудовищно тяжелая работа. Попробуй вырыть окоп маленькой саперной лопаткой!
А еще постоянный страх… И не только за свою жизнь. Ужасали виды сожженных городов. Мы освобождали Великие Луки: там даже стен у домов не осталось, одни печные трубы стояли. И так до латвийской границы – все уничтожено. Жители, изможденные донельзя. Дети, старики, женщины – скелеты одни. Да и нас приветствовали еще с тем гостеприимством. В Латвии даже молоко пить побоялись. И не зря – оказалось, отравленное было. Так встречали освободителей…
Гадалка предсказала
– Существуют какие-то высшие силы, которые не раз отводили меня от смерти. Помню, внезапно на нас налетели фашистские самолеты. С товарищами кинулись искать укрытие. Вижу – передо мной окоп. Нырнул в него, присел на середине. Думаю, здесь останусь. Но какое-то чутье меня толкнуло: обежал полукруг, залег в отходе. Следом за мной в окоп прыгнули еще четыре офицера. Трое притаились в средине, один – рядом в отходе, еще один не успел спрятаться – остался у окопа. И надо же – бомбушка, небольшая, килограммов 25-30, упала в самый центр нашего окопа. Тем троим ребятам снесло головы, моему соседу оторвало руку. Солдатика, оставшегося возле окопа, убило осколком. А на мне ни царапинки! Единственное – контузило сильно, ничего не слышал. И таких счастливых случаев за всю войну со мной было много, – говорит Яков Григорьевич. – Кстати, тот факт, что я останусь жив, моей матери предсказали в 1911 г., еще задолго до моего рождения! Едва заневестившись, она ходила к гадалке. Та ей обещала долгую жизнь, троих детей, которые «будут в огне», но выживут. И все трое придут на ее похороны. Этой верой и жила, когда проводила нас на фронт. У меня брат и сестра были на фронте. Все вернулись домой. К сожалению, все мои фронтовые друзья уже умерли. Я последний из могикан…