Каждый человек определяет своё место в мире по-разному. Одни считают «родными пенатами» родной микрорайон, другие – весь земной шар.
Пермский сленг и свой особый говор, местная кухня, наши знаковые места… У нас есть своя идентичность. Как она формировалась? Об этом, а также о том, как общение способно приблизить совершенно разных людей друг к другу, мы поговорили с к.с.н., доцентом кафедры культурологии и социально-гуманитарных технологий философско-социологического факультета ПГНИУ, членом Общественного совета при Пермской городской думе Олегом Лысенко.
Район, город, край, далее и везде
Марина Медведева, «АиФ-Прикамье»: Когда иностранцев спрашивают, откуда они родом, то чаще называют свой родной город или определяют себя как жители какого-либо региона. Если такой вопрос задать жителю нашей страны, он чаще всего ответит, что он из России. Это значит, что для нас важнее страна, чем родной город и край?
Олег Лысенко: Вовсе нет. На самом деле для человека важны и город, и край, и страна. Всё это называют территориальными идентичностями. Когда мы проводим опросы (а я этой темой занимаюсь с 2011 г.), то этот показатель замеряем так – спрашиваем, «кем вы себя чувствуете в первую очередь, вторую, третью и т. д.». И даём варианты ответа: гражданин России, житель Перми, Пермского края, Урала, а также такой вариант, как «я представитель своей национальности». Как правило, человек в той или иной степени чувствует себя представителем всех этих общностей. Вопрос в том, что для него важнее. Также многое зависит от контекста, в котором проходит общение. Например, в Екатеринбурге, общаясь с местными жителями, мы будем острее чувствовать свою «пермскость». Но если встретим екатеринбуржца где-нибудь далеко за границей – он будет нам земляком. По данным проведенного нами опроса в 2013 г. почти 90 % жителей города чувствовали себя пермяками. К слову, с городом люди себя начинают связывать в среднем через семь-восемь лет проживания, хотя, понятно, что у всех этот процесс идёт по-разному. Ну и в то время именно пермская идентичность чаще всего оказывалась ведущей, главной у жителей города. На первое место её ставили 46 % пермяков. На втором месте тогда была идентичность общегражданская («Я – житель России»). Её на первое место в 2013 г. поставили 29 % опрошенных. Ну, а региональную, уральскую или национальную идентичность называли в качестве ведущих ещё реже.
«В первую очередь» пермяками в том опросе себя чаще называли люди со среднем образованием и уровнем дохода. Большинство из них здесь выросли, почти все они состоялись в Перми. А вот общегражданскую идентичность на первое место чаще ставили люди с высшим образованием и доходом выше среднего. Это те, кто бывал за границей, иногда занимает более-менее высокие должности и потому по долгу службы чаще контактирует с людьми из других городов. А чем больше опыта общения с другим миром, тем шире восприятие территориальной идентичности. Чувство принадлежности к родному городу всё равно имеет для таких людей большое значение, просто оно стоит не на первом месте.
После 2014 г. ситуация сильно поменялась. На первое место вышла общегражданская идентичность – люди все чаще на первое место в опросах стали ставить вариант «Я – гражданин России».
– Существует ли особый, пермский патриотизм?
– Да, конечно. Причём он распространен и среди тех, кто пермскую идентичность ставит на первое место, и среди тех, для кого важнее, например, общегражданская. Людям вообще свойственно желание гордиться тем местом, в котором они живут. Обратная ситуация – это отражение каких-то явных проблем. Культивированию пермского патриотизма помогают многие знаковые события, большие проекты. Помните, Пермский культурный проект 2008-2012 г.? Город тогда прогремел на всю страну, и это подпитывало нашу гордость. Многие пермяки тогда увидели, что в чём-то мы можем быть впереди всей страны, принимать и проводить мероприятия мирового уровня. Помогают гордиться городом писатели, музыканты, художники. Например, Алексей Иванов или Теодор Курентзис, или фильмы, которые снимают в Перми и в крае на нашем, региональном материале («Сердце Пармы», «Иван Семёнов»).
Культивированию пермского патриотизма помогают многие знаковые события, большие проекты. Помните, Пермский культурный проект 2008-2012 г.? Город тогда прогремел на всю страну, и это подпитывало нашу гордость.
– Когда человек говорит, что он – пермяк, что он чаще всего имеет в виду?
– Знаете, тут как с определением, кто такой русский, татарин или коми-пермяк. Мы не найдём ни одной общей черты, на которой всё сойдутся. И поиски какого-то «национального» или «локального» характера – антинаучны. Нас делают пермяками не общие черты, а скорее вера в то, что существует такое сообщество и чувство, что мы к нему принадлежим. Да, есть какие-то стереотипы, в том числе бытующие среди самих пермяков, их можно изучать. Чаще всего люди себя, как общность, определяют через положительные образы, мол, мы добрые, трудолюбивые, может немного хмурые, но зато искрение, настоящие. Но не надо таким стереотипам придавать статуса «объективных свойств».
Нас делают пермяками не общие черты, а скорее вера в то, что существует такое сообщество и чувство, что мы к нему принадлежим.
Питательный бульон
– Как формировалась пермская идентичность?
– Это довольно длительный процесс, который, по моему мнению, до сих пор не окончен. Мои коллеги и соавторы его достаточно подробно описали в нашей коллективной книге «Пермь как стиль». Вообще, идентичность – это не итог определения, а непрерывный процесс, который конструируется и подпитывается новыми символами, идеями, именами. Уже в XIX в. Пермь искала свою идентичность. Тогда город, как самый восточный европейский, считался фронтиром европейской культуры. Речь тут, конечно, не о крестьянах, а об образованных слоях общества. Одновременно искали и местные корни. Например, Строгановы и их управляющие, Теплоуховы, коллекционировали «чудские образки», которые потом получили название «Пермский звериный стиль». Исследователи тех времён пытались найти в Перми загадочную Биармию.
Уже в XIX в. Пермь искала свою идентичность. Тогда город, как самый восточный европейский, считался фронтиром европейской культуры. Речь тут, конечно, не о крестьянах, а об образованных слоях общества. Одновременно искали и местные корни.
Советские времена внесли коррективы в формирование пермской идентичности. Пермь стали идентифицировать через заводы, ту же Мотовилиху, местных революционеров. Локальные идентичности в СССР воспринимались с большим подозрением в сепаратизме. Например, краеведческое движение, начавшееся еще в Российской империи, в 1920-1930 г. было просто разгромлено, так как советские власти посчитали его вредным. Но рефлексия по поводу локального образа все же продолжалась, а под конец советских времен даже окрепла. Заметный вклад в конструирование пермской идентичности внесли писатели, журналисты, поэты и учёные, чья юность пришлась на позднесоветский и перестроечный период. С лёгкой руки одного из них рефлексии по поводу «пермскости» получили название «пермистики». Разумеется, плоды их размышлений получили известность в основном уже в 1990-е или 2000-е годы. Они актуализировали в массовом сознании и пермский «геологический» патриотизм, и пермский диалект, и «горнозаводскую цивилизацию». Этот «питательный бульон» создал много интересного, из этой среды вышел и известный филолог Владимир Абашев («Пермь как текст»), и уже упомянутый Алексей Иванов.
Заметный вклад в конструирование пермской идентичности внесли писатели, журналисты, поэты и учёные, чья юность пришлась на позднесоветский и перестроечный период. С лёгкой руки одного из них рефлексии по поводу «пермскости» получили название «пермистики».
Ну и, конечно, большое влияние на формирование пермской идентичности оказал Пермский культурный проект. По большому счёту, это была попытка (во многом, на мой взгляд, удачная) упаковать многие местные культурные продукты под общероссийский или даже мировой формат. И это получилось. Наши исследования еще в 2014 г. показали, что большинство пермяков одобряли основные события того периода, хотя многие даже и не слышали этого названия. Особенно тепло вспоминали фестиваль «Белые ночи». Даже арт-объекты «Красные человечки», «Яблоко» около библиотеки им. Горького и «Ворота Полисского» (буква П в районе Перми-II) и те имели и имеют большое количество поклонников.
– На одном из заседаний Общественного совета при Пермской городской думе вы представили исследование о том, как себя видят в городе молодые горожане. Они чувствуют себя пермяками?
– Мы опрашивали молодых людей в возрасте от 14 лет. Да, конечно, они чувствуют связь с городом. О том, что нужно сделать, чтобы она не рвалась, можно рассказывать долго. Скажу только, что актуальность работы с локальной пермской идентичностью сегодня только возрастает. Это важнейший ресурс развития территории, привлечения новых жителей, изменения отношения самих пермяков ко всему происходящему в городе.
Глаза в глаза
– Вы – социолог с большим опытом. Почему, по вашему мнению, важно проводить социологические исследования, опросы. На что это влияет?
– Опросы общественного мнения позволяют, как минимум, проверить, правильно ли выбрали направление работы, приносит ли она какой-нибудь результат с точки зрения людей. Вообще, миссия социологов в нашей стране, на мой взгляд – объяснить разным категориям людей, как они выглядят в глазах других. Подавляющее число конфликтов между властью и людьми, представителями разных социальных групп, происходят из-за взаимного недопонимания, и, если мы хоть как-то можем его уменьшить, это надо делать.
Подавляющее число конфликтов между властью и людьми, представителями разных социальных групп, происходят из-за взаимного недопонимания, и, если мы хоть как-то можем его уменьшить, это надо делать.
– Почему вы стали социологом, и чему вас научила работа?
– По базовому образованию я историк. Но мне всегда была интересна и современность. Свой первый курс социологии прослушал ещё в Университете марксизма-ленинизма на самом излёте его существования. Социология тогда только-только стала выходить из полулегального состояния.
Меня социология прежде всего учит слышать других людей, видеть мир их глазами. Поэтому больше люблю фокус-группы и фокус-интервью – из них можно узнать о людях намного больше, чем из массовых опросов. Да, после таких бесед не бывает цифр (которые производят магическое впечатление на публику), но зато помогает лучше понять то общество, в котором мы живём. Другое важное приобретение – социология позволяет избавляться от снобизма. За годы работы моё отношение к людям сильно изменилось – оказалось, что они намного интереснее и сложнее.