"А, это там где Алексей Иванов и Молёбка!" - понимающе кивают новые знакомые, услышав, что я из Перми. Куда ни приедешь, на конгресс журналистов или в частную гостиницу под Анапой, везде одно и то же. Алексей Иванов в представлении светского бомонда всё равно, что тунгусский метеорит, только не упавший, а, наоборот, запущенный из глухомани прямо в небо.
Для публики попроще он живой идол. Ой, да ну их. Иванов - нормальный человек. Наш, местный. Просто ему первому за много лет удалось, наконец, встать вровень с реальным масштабом породившей его местности.
Нет трупа - нет преступления
За что он убил Серафиму Стороженко? У меня к Иванову свой счёт - светлый образ девушки из 710-й комнаты "Общаги-на-Крови". "Бог-романист" должен ответить если не за всё, то за неё - обязательно.
- Так за что вы убили?
- Отвечу, как подозреваемый на первом допросе: я не убивал. Вообще, в этой ситуации я сравнялся со Львом Толстым. Хотя лучше бы, конечно, сравниться с ним не только в этой ситуации... - после внушительной паузы Алексей Иванов понимает, что укрыться за спиной классика, прикончившего поездом саму Анну Каренину, не получится, и начинает говорить правду. - Известно, что Толстой замышлял "Войну и мир" как пролог большого романа о декабристах. Но пролог "перевесил" задуманный роман. Вот и "Общага", которая есть, - только треть или четверть того, что я задумывал. Проще говоря, и Отличник, и Серафима не погибли. Но это, к сожалению, - вне романа. Я остановился там, где остановился. Почувствовал - хватит. И получилось, что я угробил двух ни в чём не повинных персонажей.
- Ну да, трупа мы не видели.
- И слава богу. Нет трупа - нет преступления.
Кто кому накатит - вот в чём вопрос!
- У вас герои какие-то непридуманные. Понятно, что у всех у них есть реальные имена и фамилии, адреса, жизнь. Прототипы легко узнаваемы. Они не предъявляют вам претензии? Людям ведь не нравится, как они выглядят на фото, на видео...
- Как вы можете судить об узнаваемости прототипов, не зная тех людей, с которых я писал? Бывало, что одного героя я складывал из двух или трёх человек. Бывало, что выдумывал целиком, от сандалий до банданы. Но - вы правы - бывало, что описывал реального человека. Однако проблем с ним не возникало. Я не "перелицовываю" реального человека один-в-один. У меня другая техника. Попробую объяснить... Очень условно, но понятно. Я представляю, что "прототип" играет моего персонажа в кино. Как актёру, "прототипу" персонаж органичен. Вот этот "киношный" образ я и описываю. Стопроцентного личностного совпадения нет и быть не может.
- Я думаю, что гаишник Сергач (вряд ли он читает книги, но ему добрые люди могут рассказать) не примет такого объяснения. И он при случае накатит вам.
- Ещё посмотрим, кто кому накатит.
Хочу отдельную полку
- Желающие определить вашу роль в литературе часто вас с кем-то сравнивают. Вас не покоробило бы сравнение с Майн Ридом?
- Свеженькое имечко. У меня уже есть список моих "отцов-писателей" - имён на 20-30. Раньше меня коробило, что меня выставляют клоном - Льва Толстого или Толкиена, или Пелевина... Но теперь я смирился. Не привык, а именно смирился. Видимо, я так размазан по мировой литературе, что могу быть "выведен" хоть из кого, как продукт жизнедеятельности. Понимаю, что таким образом для меня ищут место на полочке. Но мне хочется либо отдельную полочку, либо вообще пускай не читают, если не получается. Конечно, с моей стороны это наглость, но мне так хочется. Я не эпигон.
- А вот то, что вам заголовок в "Сердце Пармы" переделали, не обидело?
- Я и сам эту книгу хотел назвать иначе. Но пока писал, задуманное название использовал другой автор. Так что дальше уже не было большой разницы, как книга станет называться. Издатель предложил "Сердце Пармы" - и я согласился. Практика показала, что оба мы правы. Я прав, потому что не стал кочевряжиться, а издатель - потому что профессионал и знает вкусы рынка. И вообще, я всегда внимательно отношусь к мнению профессионала.
- Я не раз сплавлялась по Чусовой, но для меня оставалось загадкой, почему барки разбивались о камни, где вода сегодня довольно спокойная. И только прочитав "Золото бунта" поняла, в чём дело. Вы великий популяризатор истории индустриализации. Благодарность от мира учёных ощущаете?
- Для мира учёных я просто насекомое.
- А дети со временем станут играть в сплавщиков?
- Думаю, сейчас уже прошло то время, когда ребёнок подыскивал себе образцы поведения в литературе. Сейчас если где и подыскивает - то в кино. Хотя, скорее, в ток-шоу и шоу-бизнесе. Да и вообще, мои книги - не для детей. Подросток не одолеет текста вроде моего.
- Одолевают.
- В школьном возрасте я тоже прочитал много книг, которые понял, только поимев кое-какой опыт. Как личный, так и общеобразовательный.
Пульс есть и здесь
- Мы воспитаны в тоталитарной системе, где каждому внушается, что жизнь происходит в столице, история нации - это история столицы. Новости - это новости столицы. Вы перемещаете центр событий прямо сюда, пусть даже век назад, а не сегодня. Вы понимаете, что размываете тоталитаризм сознания?
- Дело в том, что при тоталитаризме реализовать свои амбиции можно только подле власти. А власть сидит в столице. Получается, что для вульгарного и сниженного бытового сознания столица - единственное место, где происходит жизнь. То есть культ столицы связан с тоталитаризмом не напрямую. Это во-первых. А во-вторых, я не стал бы утверждать, что я перетаскиваю пульс мира в провинцию. Пульс есть везде, только не везде его можно прощупать. Техника "прощупывания" - это культурный код местности. Согласен, что подобное утверждение отдаёт гумилёвщиной, но тем не менее это так. Гумилёв создал свою концепцию, не с печки упав. Вся моя заслуга лишь в том, что вот этот самый местный культурный код я описал ярко, зримо и доступно. И он стал выглядеть равнозначным столичному. Но он существует и без меня, и помимо меня. Просто никто его не выявлял. Скажем, этот код звучит у Бажова - на мой взгляд, куда звонче, чем у меня. Но Бажову пришлось работать в иной политической ситуации. Он должен был учитывать все идеологические установки времён Большого Террора. Им в угоду, Бажов был вынужден искажать звучание культурного кода. А искажённый код - уже не выявленный. И потому Бажова все считают сказочником и после шестого класса не перечитывают.
Я шёл к нему, как к Спасской башне
- Меня лично заводит сравнение западного склона и восточного склона, разница потенциалов двух уральских народов - пермского и екатеринбургского. Вы здорово излагаете, но ведь это сначала чувствовать надо. А Парфёнов это понимает, чувствует?
- Я не знаю, чувствует Леонид всё это или нет. Моя задача в том и заключается, что я должен объяснить, чтобы собеседник начал это чувствовать. Я и стараюсь. Если бы Леонид не поверил, что я всё-таки смогу справиться с этой задачей, он не стал бы со мной связываться.
- Вы сейчас плотно работаете над телепроектом "Урал - хребет России". Леонид Парфёнов станет ведущим, а съемки будет проводить студия "Намедни". С чьей стороны был первый шаг?
- С моей.
- А почему вы выбрали именно Парфёнова?
- Потому что я считаю его профессионалом экстра-класса. Потому что я придумывал фильм об Урале, в первую очередь ориентируясь на фильм Леонида Парфёнова "Российская империя". Для меня "империя" - высший образец подобного продукта. Естественно, когда мне пришлось выбирать художественного руководителя проекта, первым делом я пошёл к Леониду Парфёнову. Ну, как провинциал к Спасской башне.
- У вас есть ощущение, что всё сбылось? Не в том смысле, что всё сделано, а в том, что процесс-то пошёл, значит - сбылось?
- При взгляде извне кажется, что да, "всё сбылось". Но если глядеть изнутри, зная все желания, все планы, то понимаешь, что объём нереализованного значительно превосходит все мои титанические свершения. Как сказал, кажется, Декарт, "я знаю, что я ничего не знаю". Чем больше сбылось, тем больше несбывшегося. Следовательно, складывается ощущение, что не сбылось ничего. Но это ложное ощущение.
«Люди, любите свободу!» Переводчик Толкиена – о России, Украине и цензуре 
Игорь Тернавский – король и кукловод 
Нелюбовь к ближним 
Бросить курить мешают... окружающие?