Триумфальным стал уходящий год для Пермского театра оперы и балета. По версии газеты "Культура", пермская постановка оперы "Орфей" Монтеверди признана лучшим музыкальным спектаклем страны, а художественный руководитель театра Георгий Исаакян назван режиссёром года.
Сегодня маэстро Исаакян - гость нашей редакции.
- Георгий Георгиевич, под Новый год принято подводить некие итоги. Что вас порадовало в уходящем году, а что - не очень?
- Год начался с совершенно фантастических гастролей в Нью-Йорке - с выступления нашей оперной труппы и оркестра в знаменитой Бруклинской академии музыки и в Карнеги-холле, одном из лучших концертных залов мира. Программа "Чайков-ский известный и неизвестный" получила потрясающий приём американской публики. Были стоячие овации, восторженные рецензии в мировой прессе... Далее - триумфальное вы-ступление в Москве, на сцене Большого театра, с балетами Роббинса. Более чем успешные гастроли балетной труппы и оркестра в США... И - безобразнейший скандал с опечатыванием нашего зрительного зала пожарной службой, - эта история ещё больше прославила театр на весь мир. Из событий россиийского значения стоит отметить юбилейный конкурс артистов балета "Арабеск". При этом театр успел выпустить несколько премьер, о результатах которых мы узнали совсем недавно. Итак, два премьерных спектакля: опера "Орфей" Монтеверди и балет "Корсар" Адана - номинированы на национальную театральную премию "Золотая маска". Причём номинаций... сразу девять! Что ещё раз подтверждает: это далеко не случайные попадания в число лучших спектаклей страны.
- Скажется ли на работе театра глобальный финансовый кризис?
- В той полосе экономических неурядиц, в которую вступил мир, скорее всего, не удаст-ся уберечься и нам. Это отразится на новых проектах. Возможно, от чего-то придётся отказаться, что-то сократить. Очень надеемся, что всё это не будет носить драматичного характера. В своё время пришлось приложить немало усилий, чтобы выкарабкаться из финансовой ямы 90-х годов, - и сейчас вдруг снова в неё ухнуть? Постараемся этого избежать.
- В стране всерьёз обсуждается возможность самоокупаемости театров.
- Есть только один тип самоокупаемого театрализованного действа - бродвейские мюзиклы. Но они существуют на единственной в мире улице и построены по совершенно определённому принципу - зарабатывания денег. Один замечательный американ-ский режиссёр недавно рассказал мне, что регулярно переносит свои самые успешные постановки на Бродвей, и они всегда проваливаются, и потом получают все национальные премии в области театра. То есть это два взаимоисключающих понятия - занятие искусством и занятие торговлей. Нет в мире самоокупаемых театров! Меня всегда шокирует фраза, которая сейчас используется применимо к театру: "услуга населению". Эта формулировка всё ставит с ног на голову и поразительным образом меняет важное и не важное местами. В итоге замалчиваются важнейшие функции театра - нравственное, эстетическое, художественное образование и воспитание.
Опера, которая "сама себя поставила"
- У Вас репутация "собирателя редкостей". Вы реанимируете давно забытые произведения и превращаете их в мировые премьеры. Это осознанная политика или воля случая?
- По образованию я музыкант и точно знаю, какое количество прекрасной музыки выключено сейчас из обращения. Человечеством написаны даже не часы, а многие годы восхитительной музыки, можно каждый день наслаждаться новыми божественными произведениями. И я не понимаю, почему, когда еду в машине или захожу в кафе, всё время должен слушать лабуду. С другой стороны, приходя в театры в разных городах мира, я искренне не понимаю, почему должен видеть один и тот же стандартный репертуар: "Севильский цирюльник", "Травиата", "Евгений Онегин"... Есть сотни не менее восхитительных произведений, и мы должны давать право нашей публике услышать их. А вот дальше уже начинается "конвекция в природе". Поскольку мы с театром встали на этот путь, то начинаем притягивать подобные проекты. Так произошло с оперой "Христос". Известный дирижёр Антон Шароев обнаружил фрагменты утерянной оперы своего прадеда Антона Рубинштейна и задался целью её отыскать. Год назад, отчаявшись, он обратился к нам. Начались переговоры с немецкими коллегами... Совершенно случайно в архивах отыскалась микроплёнка партитуры "неизвестной русской оперы" - как оказалось, того самого творения Рубинштейна... Цепь счастливых совпадений продолжалась и при постановке этой чудом уцелевшей оперы. Тот случай, когда я не верю в совпадения. Такое впечатление, что это не мы ставили оперу, а опера решила быть поставленной через нас.
Витамин роста
- Как вам видится, "в об-
ласти балета" Россия по-прежнему "впереди планеты всей"?
- Сложно сказать. Насколько я вижу, во всём мире есть некий кризис балетного языка, исчерпанность средств выразительности. Не случайно многие занимаются сейчас реконструкцией старых спектаклей, пытаясь найти в "новой архаике" витамин для дальнейшего развития. Понятно, что классика прекрасна, но мы живём в ХХI веке, и театр должен говорить на языке своего времени. Сейчас явно не хватает именно такого языка...
- Порой этим "новым языком" становятся ваши провокации. Разговоры о воспитании, о нравственности... и вдруг героиня оперы Бизе "Кармен" предстаёт весьма натуралистичной проституткой...
- Театр единственно чего не должен делать - это оставлять публику равнодушной.
- Где же здесь грань, за которой "всё позволено"?
- Надеюсь, что наше чувство меры и такта не позволяет нам переступать эту тонкую грань. Нельзя сказать, что театр злоупотребляет подобными провокациями. Мои коллеги в столичном "Сатириконе" обходятся с публикой гораздо жёстче. В столице существует шесть-семь оперных театров, и у зрителя есть выбор, что предпочесть: имперское искусство, буржуазное или наглое современное. А поскольку в Пермском крае лишь один театр оперы и балета, он должен совмещать в себе все эти разновидности искусства, предоставлять зрителю некий выбор.
- При всей вашей дипломатичности вы не боитесь довольно резких телодвижений по отношению к властным структурам. Самовольно сорвать пломбы со зрительного зала, опечатанного пожарными, - на это надо было решиться...
- Театр - необычный социальный институт. Очень много желающих поучаствовать в его изменении. Я не считаю возможным позволить кому-то разговаривать с театром свысока. Недавно у нас была интересная дискуссия с европейскими коллегами на тему: что вы будете делать, если спонсор в обмен на свои деньги потребует изменения репертуарной политики? На самом деле, это очень сложный выбор... И всё же, если от вас требуют изменить своим художественным принципам, зачем такие деньги брать? Я думаю, театр должен строить спокойный, рассудительный, равный диалог с обществом, с бизнесом, с властью.