Олег Лысенко: «Сознание людей - это поле идеологической борьбы»

Патриотические настроения – это миф или реальность? Об этом разговор с Олегом Лысенко, пермским социологом, проректором Пермского педуниверситета.

Я – пермяк!

- Советский патриотизм был в большей мере милитаризированным. Это «Готов к труду и обороне», смотры строя и песни, День Победы, «Зарница». Быть патриотом в этой парадигме означает в первую очередь готовность умереть за свою Родину. Главным инструментом для объединения здесь был некий сконструированный внешний враг, например НАТО, США, мир капитализма. 

Потом, в постсоветское время начала вырисовываться другая концепция, которую можно назвать патриотизмом гражданского действия. Она строится на стремлении улучшить жизнь здесь и сейчас.

Патриотизм первого типа шёл от государственной идентичности – «мы общность советских людей». Локальный патриотизм начинается с чувства принадлежности к малой родине – деревне, городу. В 90–е годы постепенно брала верх идентичность, идущая от места: я – житель Перми, а Пермь – часть России. Быть патриотом означает, что я должен обустраивать то, что вокруг меня: убирать двор, заботиться о природе и т. д.

Эти два патриотических направления постоянно соревнуются друг с другом. По исследованиям, которые проводил наш университет, в 2012 г. локальная идентичность доминировала у большинства пермяков. А начиная с 2014 г. качели пошли в другую сторону. И чувство «я – гражданин России» начинает постепенно вытеснять идентичность местную.

- Это связано с событиями на Украине, Олимпиадой?

- Да, это феномен строительства нации. В Европе, в связи с глобализацией, уже лет 40 доминируют местные темы: города борются за право называться культурной столицей Европы, растёт внимание к локальным группам и различным меньшинствам. Это было присуще и Пермскому  культурному проекту. В концепции культурной политики 2010 г.
значилось: «Мы воспитываем новую идентичность Перми». И отчасти это удалось. Но затем, под влиянием федеральных трендов, качели качнулись в другую сторону. И патриотизм вновь строится на темах величия государства и защиты от врагов.  Сознание людей – это поле идеологической борьбы.

Национализм жив

- Как при этом сохранить национальные черты?

- Надо разделять этническое и национальное. О нациях заговорили в ХVIII в. Процесс их кон–струирования в мире до сих пор не завершён. Мы понимаем: то, что все называют русской культурой, никогда в чистом виде не существовало. Изначально в каждой деревне были свои особенности, из которых впоследствии изваяли нечто единое: кокошники, красные рубахи и т. д. Стоит ли сохранять это национально–этническое? Конечно же, стоит. Но как широкий набор локальных вариантов. Они намного интереснее. Сейчас мы обсуждаем в университете проект создания центра развития местных сообществ. В том числе и для того, чтобы выявлять эти местные особенности и их культивировать.

- Патриотизм находится рядом с национализмом. Как в него не скатиться?

- Патриотизм гражданского участия, наверное, в меньшей степени ведёт к национализму. В этом случае люди ощущают себя частью территориальной группы, а уже потом национальной.  Патриотизм общенациональный в большей степени провоцирует национализм, поскольку склонен воспринимать большие социальные образования как некую единую сущность: народы, страны, государства (говорим же мы «государство сделало»). При такой логике легко приписать той или иной национальной группе единые черты, хорошие – себе, плохие – другим.  Такого типа патриотизм легко сочетается с национализмом, который продолжает жить на бытовом уровне. И разгорается при определённых условиях.

- Что же в таком случае делать?

- На мой взгляд – культивировать патриотизм гражданского действия. Сперва мы в своём дворе проводим субботник, потом будем помогать соседнему детдому, затем почувствуем свою ответственность за город, а потом и за государство. Так появляется гражданское общество.

Из казармы к самоуправлению

- Сама реформа ЖКХ толкает к этому. Управлять домом нужно через общие собрания. Но такое управление внедряется очень медленно.

- Потому что эту реформу плохо скопировали с европейской модели. У них она вытекает ещё из городских средневековых коммун. У нас же длительное время насаждали военный патриотизм. Советское общество представлялось его создателям как большой завод с бригадами, которые должны были друг за другом присматривать, чтобы план вовремя выполнять. Какое уж тут самоуправление. Поэтому такая реформа и должна была тормозить. Трудно сразу перейти из казармы в самоуправление. 

Взять, к примеру, студенческую среду. Недавно был совет ректоров по внеучебной работе. По выступлению коллег чувствовалось столкновение двух подходов. Либо мы планируем учебно–воспитательную работу и спускаем её сверху, либо идём к студентам и спрашиваем, чего они хотят? Это более сложный путь, потому что он подразумевает готовность отдать им право самим принимать решения, делегировать обязанности. Многим это кажется потерей контроля над ситуацией, а потому пугает.  

Поэтому в современной России эти две тенденции патриотизма борются  даже на уровне власти. С одной стороны, нужны инновации, модернизация, новые мозги, творчество. А с другой стороны, живо желание собрать всех в кучку и «не пущать» – отсюда призывы закрыть Интернет, бороться против всякого инакомыслия. Какая из этих двух тенденций победит – пока неясно.

Смотрите также:

• Связаны одной цепью. Почему Пермь сейчас невозможно отделить от всего мира. →
• «В Пермском крае может быть своя Ассамблея князей» →
• Сергей Титов: «Белой вороной быть не боюсь!» →