На фрагменты скульптур Вячеслава Смирнова работала вся советская индустрия
Пермский художник Вячеслав Смирнов постоянно узнаваем и невероятно изменчив.
С каждой серией своих удивительных работ он предстаёт в новом обличье. Узнаваемость объясняется глубоким чувством стиля, присущим ему. А постоянное обновление - чувством какой-то небывалой доселе гармонии, заложенной в стремительно текущем времени под названием Жизнь.
Не снимая бороды
Мастерская художника. По соседству только городские птицы и облака. На головокружительной лоджии над краешком семнадцатиэтажной пропасти протянута верёвка с российский флагом и маленькими флажочками с начертанными на них древними славянскими рунами. Причудливые знаки алфавита богов. Символика современной государственности и круглосуточное приглашение небесного воинства к себе в гости на чай.
Чаепитие в мастерской у Славы Смирнова радушное, отменное. В хорошей компании друзей (таких не просто водой - камской водой не разольёшь), в кругу свежих картин по двухэтажным стенам, диковинных скульптур и воздушных приспособлений собственной конструкции, залежей его творений на стеллажах.
Работает мастер азартно, как понесёт. Рывками, пластами целых серий работ, всегда ожидаемых и непредсказуемых.
"Пахан" пермского андеграунда
В шутку его когда-то прозвали паханом пермского андеграунда. Обитатели совместных полуподземных мастерских в общаге по улице Народовольческой, рядом с кладбищем, улочкой с выразительным названием Тихая и подземной речкой Стикс.
Просто в начале 80-х в узком кругу "детей подземелья", с которых началось новое искусство в Перми, Слава был самым старшим и представительным. Добрейшим и покладистым, как папа, к тому же окладистым бородоносцем. Прозвище, как борода, - прижилось на десятилетия.
А тогда было покорение свалки Вторчермета. На марсианские фрагменты славиных скульптур, найденные там, оказывается, работала вся советская индустрия. Вываривались они в ближайших мотовилихинских мартенах.
Были совместные акции. А ещё была глубоко частная творческая жизнь.
Поначалу Славу как самодостаточного художника в Перми в официозе не жаловали - запрещали затрещинами. Выставлялся как театральный художник.
Театр в перестроечные времена открыл ему дорогу на Авиньонский фестиваль, через Париж. Потом он сам, его живопись и графические листы обрели полёт и признание, перемещались по миру самостоятельно.
Диковинный Тобольск
Прошлым летом Смирнов был похищен сетью новых впечатлений и вытащен на берег сибирский. За очередной акварелью понял, что оказался на международном пленэре в Тобольске, что проводится там ежегодно.
Новое место, новые люди. Старая столица Сибири на Иртыше. Рядом родина Григория Распутина. Приехал и увидел, как расслоилось время в бывшей сибирской столице.
В этом затерянном тридевятом мире Смирнов прожил три недели. Наброски делал акварелью. По итогам сибирского пленэра в центральном выставочном зале Перми позже была развернута смирновская выставка "славАРт". Причудливые чёрно-белые и цветные большие акварельные листы - картины на бумаге, как говорит сам художник. А на них - чудной, диковинный городок. Фантастическая сказка, сложенная древней красотой и будничной прозой существования. Великанистые то черные, а то синие коты с умиротворёнными бомжами, взъерошенные зверьки во дворе за палисадом, козлище с усищами.
Некоторые листы покрыты сетью сгибов. Это не просто приём "мятая бумага" в духе шестидесятых. Сами листы бумаги предварительно обработаны, сварены, высушены. Приготовлены с каким-то повар-ским усердием. Готово тесто!
А потом поверх бумажного теста нанесены фигурки, дома, очеловеченные башенки.
Не акварели, а блины по-смирновски. Блины с домами. Блины с котами. Смирнов ими потчует зрителя, а народ дивится.
В тобольских акварелях заметны отблески Славы Смирнова тех лет, когда он работал в своей абстрактной манере. Некоторые из нынешних акварелей почти реалистичны. Но и в них проступает мерцающий, фантастический свет. Как на пейзаже с церковью и видимым смещением цветовых полей - будто наш земной мир увиден глазами неведомого существа из пролетающего небесного объекта. Мгновенно и навечно.
Танки с птичьми клювами
На стенах мастерской от пола до потолка развешаны работы последней, этнической серии. Картины с яркими локальными красками напоминают математически просчитанную "менделеевскую" таблицу последовательности цветовых элементов.
На гармонично организованную пестроту красок в одну линию наложены, как некие высшие знаки, очертания каких-то мифических фигур. Восходят они, такие разные (солнце, ладья, двуглавые звери, двуглавые танки с птичьми клювами), от знакомого всем пермского звериного стиля - дальше: к культуре майя, Египта, острова Пасхи, к наскальным рисункам.
- Здесь нет сложного шифра, как в ранних работах, - говорит художник. - Визуальный образ понятен. Мне интересно решать живописные, колористические задачи. Эпатаж скучен. Стебало дешёвое надоело. Хочется глубины.
Смирнов относит послед-ние картины к этнофутуризму и прибавляет: "Этнофутуризм - эпос будущего".
- В мифах и сказках зашифрована история. Я хочу показать этнические корни древней славянской культуры. Интересны не телефон и Интернет, а духовные связи. Мы носим в себе, не сознавая этого, всю информацию о человечестве. Наши предки при помощи духовных практик умели доставать эту информацию из самих себя. Что-то выключилось в нас, мы забыли, как делается это.
Но кто-то должен вспомнить забытое. Не мы, так внуки. И по соседству только птицы, тайные знаки небес.