Вспять не повернуть. Полина Ланцева об «Орфее» и мечте, запущенной в космос

В Пермском театре оперы и балета состоялась вторая балетная премьера сезона. «Орфей» Игоря Стравинского, знаковый балет XX века, впервые за последние годы вернулся на российскую сцену.

История великого певца Орфея, спустившегося в подземный мир, чтобы вернуть свою возлюбленную Эвридику, представлена в Перми в трактовке главного дирижёра театра Владимира Ткаченко и руководителя балетной труппы Алексея Мирошниченко. При этом Мирошниченко уже по традиции автор не только хореографии, но и нового либретто.

Накануне премьеры ведущая балерина Пермской оперы Полина Ланцева (Булдакова) рассказала «АиФ-Прикамье», что было для неё самым сложным в работе над «Орфеем», с кем из балетных героинь она может сравнить Эвридику и появления каких ещё спектаклей очень ждёт на пермской сцене.

Закодированная тема

Вера Шуваева, «АиФ-Прикамье»: С премьерой, Полина! Вы не раз говорили, что абсолютно не волнуетесь перед выходом на сцену, что для вас это радость и азарт. Сейчас те же чувства?

Полина Ланцева: Волнение было во время подготовки спектакля. Но больше за партнёров, которые рядом: как они, как у них получится? А на сцену я по-прежнему выхожу с радостным настроем.

– Миф о певце Орфее известен каждому. В чём лично для вас заключается закодированная в нём главная тема?

– Алексей Григорьевич говорил нам, что для него это история о воспевании любви и искусства. Для меня же – скорее, о том, что жизнь идёт. И что бы ты ни делал, она всё равно будет идти своим чередом. Ничего нельзя повернуть вспять. Эвридика умерла. И как ни пытался Орфей её вернуть, у него это не получилось. Даже если бы он не обернулся на выходе из царства Аида, произошло бы, вероятно, что-то ещё. У Эвридики не было шанса вновь оказаться с любимым. Не получается поперёк.

– Что в работе над «Орфеем» стало для вас самым сложным, а что – самым интересным?

– Сложно было возвращаться к музыке Стравинского. Надо постоянно держать в уме счёт, чтобы не запутаться там в акцентах: 8-8-6-8-8-7-4 и т. д. Поэтому поначалу мы всё время считали. И вслух, и про себя. Потом, недели через две (репетиции начались сразу после новогодних «Щелкунчиков»), когда уже услышали акценты, некоторые моменты перестали просчитывать.

А интересное? Орфея в моём составе танцует Генрих Райник. После «Арабеска-2022», где он стал лауреатом, Генрих начал активно работать над собой. И мне очень интересно и радостно наблюдать за тем, как он подтянулся в технике, как растёт в актёрском плане.

– О, в вас уже проснулся педагог-репетитор!

– Нет-нет, хочу танцевать ещё долго. Но, по-моему, Наталье Анатольевне (Наталья Моисеева – заслуженная артистка России, репетитор по балету. – Ред.), когда мы встретились с ней, было примерно столько же, сколько сейчас мне. И я тоже понемногу начинаю работать с детьми. Мне это нравится. К тому же польза тут взаимная: не только ты помогаешь детям, но и они тебе. Исправляя ошибки у них, ловишь себя на мысли: а как я сама это делаю? То есть мозг поворачивается, и на свою работу благодаря таким занятиям смотришь по-другому.

Отпечаток античности

– В конце 70-х Николай Боярчиков поставил в Перми «Орфея и Эвридику» на музыку рок-оперы Александра Журбина. Легендарный спектакль, потрясший весь балетный мир. Понятно, что видеть его на сцене вы не могли. Но, может быть, в записи?

– К сожалению, нет. Но очень хочу, так как много слышала про этот балет. Думаю, он есть у кого-нибудь в домашних архивах. Возможно, даже у Дубровиных (Виталий Дубровин – первый исполнитель Орфея в той постановке; в 1991-2021 гг. заведующий балетной труппой театра. – Ред.). В прошлом году они приезжали в Пермь, были здесь довольно долго. И в интернете мы иногда переписываемся с ним, если совпадаем по времени. Надо попробовать узнать у него насчёт видео.

– А с кем из своих балетных героинь вы могли бы сравнить Эвридику?

– Наверное, с Жизелью во втором акте. Альберт приходит на могилу Жизели, они вместе танцуют, они совсем близко, но потом всё равно расстаются. Тоже мир мёртвых и мир живых.

– «Орфей» Алексея Мирошниченко, как и его предыдущий балет, «Сильвия», связан с античной темой. Это накладывает отпечаток на исполнителей?

– В «Сильвии» я пока не танцую. Участвовала практически на всех этапах подготовки, но незадолго до премьеры выбыла на месяц из-за болезни. Так что выйду в этой роли уже в следующем сезоне. А в Эвридике отпечаток античности для меня – это прежде всего какие-то «те» движения, позировка рук. На репетициях, кстати, у нас всегда есть возможность предлагать Алексею Григорьевичу своё видение по движениям (например, рука в прыжке должна быть в третьей позиции или во второй) – компромисс находим.

– Помимо «Орфея» Стравинского, центрального события вечера одноактных балетов, в программу 5 и 6 апреля также вошли «Вариации на тему рококо» Чайковского и Ultima Thule Владимира Раннева в хореографии Славы Самодурова.

– Эти три балета как отражение трёх столетий российской музыкальной сцены – XIX век, XX и XXI. Очень люблю «Вариации». Мирошниченко поставил их в 2011 г. Я как раз тогда завершала учёбу в училище, и он ставил их к нашему выпускному. Непосредственно на нас, молодых и совсем зелёных.

Вернутся ли «Ромео и Джульетта»?

– За прошедшие годы вы перетанцевали практически весь репертуар. Какой спектакль для вас самый трудный?

– «Лебединое озеро». Он трудный технически. В отличие от остальных балетов тут другая пластика спины, плеч, рук, другая работа мышц – всё идёт от лопаток. Поэтому на следующий день всё болит. Ну и в эмоциональном плане трудно переключаться: сначала ты нежный, утончённый лебедь, а потом властная женщина, которая пришла на бал повелевать.

– А есть среди ваших ролей любимая?

– Сложно назвать одну. Но если из тех, что вот прям в моей душе, то Вера Надеждина в «Золушке». Мне кажется, этот спектакль любит вся наша труппа. Это же балет про балет. Ещё мечтаю о возвращении «Ромео и Джульетты» в той или иной постановке. Макмиллана все мы, конечно, любим. В постановке Боярчикова я не участвовала, но видела её. Очень красиво! Хотя в «Ромео» мне в первую очередь нравится сама музыка Прокофьева. А уж хореографию мы в любом случае постараемся станцевать.

– Может быть, Мирошниченко создаст собственную версию «самой печальной повести на свете»?

– Почему бы нет?! Думаю, будет интересно. Надо срочно послать это желание куда-нибудь в космос. (Смеётся.)

– Туда же стоит отправить, пожалуй, и мечту многих балетоманов о возвращении спектаклей, у которых истёк срок лицензии. А продление её в нынешней ситуации невозможно.

– Да, «Зимние грёзы» с чеховскими «Тремя сёстрами» и милыми «Конькобежцами», «Свадебка» – волшебное соединение музыки, хора и танца, The Second Detail, балеты Баланчина… Очень хотелось бы, чтобы все неприятности в мире скорее закончились. Но если мы не можем на это повлиять, то хотя бы запустим свои желания во Вселенную.